— Нет, — мгновенно опровергла я.
Ребенок замер, странно глядя на меня, а потом девочка улыбнулась и сказала:
— А, вы не с Рейтана, сахтини, вы не знаете традиций.
— Знаю, но не все, — уклончиво ответила я. — Научишь меня?
Уловка должна была сработать, но не сработала. Девочка прижала куклу к себе и тихо, вообще едва слышно, выдохнула:
— Вы забудете.
— Забуду что? — не поняла я.
— Вы все забудете, — очень грустно глядя на меня, пояснила девочка. И добавила: — Все забывают плохое.
Помолчала и сказала вообще едва различимо:
— Я тоже буду забывать, когда вырасту, а сейчас мама отправляет меня к бабушке, когда наступают «плохие ночи». Здесь безопасно.
Как сидела, так и осталась сидеть. Гаракхай, который «все забудет», женщины, которые «забывают плохое», «плохие ночи»…
Где-то позади дома-крепости со скрипом открылась дверь и раздался нервный, но тихий окрик:
— Ратена!
Девочка вздрогнула и хотела было метнуться на зов бабушки… но охрана продолжала стоять там, на границе света, и безобидной она не выглядела.
— Идем, проведу тебя через дом, — сказала я, поднимаясь и протянув ребенку руку.
Девочка прикоснулась ко мне несмело, а затем детские пальчики крепко сжали мою ладонь.
Мы миновали двор, вошли в дом и вздрогнули обе, когда стальная дверь захлопнулась за нами с грохотом. После я провела Ратену на кухню, где ее встретил явно дедушка — взгляд у мужчины был откровенно злой, и дите сжалось, предчувствуя, похоже, порку.
— Не наказывайте ребенка, это я к ней подошла и заговорила.
— Она не имела права отвечать, сахтини, — не глядя на меня, сообщил эниреец.
— Это было бы невежливо с ее стороны. — Я прошла к столу, села, усадив ребенка рядом. И, глядя на не смевшего поднять на меня взгляд слугу, мягко попросила: — Не могли бы вы рассказать мне, что еще я не имею права требовать от окружающих?