– …обсуждали вампиров и все такое…
Эльза села на самый краешек.
– В последнее время у вампиров какая-то подозрительная активность, – сказал Брун. – Во-первых, кто-то пытается собрать Бальтазара, первого вампира. Несколько церквей второго пришествия, где хранились его мощи, сгорели, останки пропали. Во-вторых, вампирология как направление в науках практически исчезает – сокращается финансирование, закрываются лаборатории. А отдельным ученым просто стерли память.
– И Белле? – испуганно воскликнул Феликс.
– И ей, – кивнул Брун.
– Но вас она помнит, – вставила Эльза.
Дед покачал головой, пощипал одинокую седую волосинку, торчащую из бородавки на подбородке. Левая щека, перечеркнутая шрамом, мелко задрожала.
– Вампиры – это злобные бездушные твари, – процедил дед, опершись на худые колени широкими ладонями. – На уме у них только одно – где бы пожрать свежей крови. Отсюда и пляши.
– Сейчас для вампиров созданы все условия, – засомневался Брун. – Пункты выдачи крови в каждом городе. А есть еще и добровольцы, и сектанты, которые даже зимой ходят с голыми шеями в знак готовности.
– Больные на всю голову, – вынес вердикт старик. – Мнят себя избранными. Хотя очевидно, что избранные как раз те, кто не поддается этой заразе и предпочитает чистую смерть потере души.
Брун с иронией посмотрел на деда, но тот вдохновенно поднял глаза к потолку и продолжил вещать:
– Закон двадцать второго года – самая большая ошибка в истории человечества. – Дед откинулся на спинку кресла, поерзал, устраиваясь удобнее. – Если бы не он, вампиров наверняка уже истребили бы. А теперь что? Кто у нас в вампирах?
– Кто? – спросила Эльза.
– Вот последняя инициация, про которую я читал: дочка мэра, попавшая в аварию. Врачи бились над ее жизнью сутки – без толку. Говорят, мэр отвалил за внеочередную инициацию четыре миллиона. Думал небось, что спасает свою девочку. Люди не умеют терять, не хотят отпускать. Наивно думают, что в этом мире что-то им принадлежит. Мы приходим одни и уходим одни. И единственное, за что стоит цепляться, – это мы сами. Потерять себя – вот что страшно.
Эльза нахмурилась, и Брун подвинул к ней руку, прикоснувшись к мизинцу.
– Поэтому у вампиров столько власти. Сильные мира сего готовы защищать своих близких, вернее – их пустые оболочки, и не жалеют на это средств. Прямо у нас под носом зреет мировой заговор!
– Бальтазар, – напомнил Брун.
– Бальтазар – первый вампир, – вернулся к теме дед. – Откуда он взялся, из какой бездны ада выбрался или из какой черной дыры выпал – сейчас никто не скажет. Я читал про него. У отца оставались старые записи. У нас династия охотников на вампиров.
– Только на вампиров? – уточнил Брун, недобро глядя на старика исподлобья.
– Зуб даю, мохнатый, а их у меня не так много осталось, – закряхтел дед. – Знаю, какое дело ты пытаешься мне пришить, но тут я мимо. Оборотней я тоже недолюбливаю, честно скажу. Но вы хоть живые. А у вампиров не сердца, а камень.