– Белла Эдгаровна говорила, что вы подарили ей сердце вампира, – вспомнил Брун.
– Было дело. Хотел произвести впечатление. Она тогда осталась вдовой, а в самом соку была женщина, и что подкупало – увлеченная своей жизнью. Она никогда не вешалась на меня, не доставала упреками – мол, ты где пропадаешь, про меня забыл, все это бабское нытье, – наоборот, мне приходилось умолять, чтобы она выкроила для меня время. Но уж использовали мы его по полной программе.
– Что про Бальтазара? – Брун вернул деда из воспоминаний. – Вы можете дать нам эти записи?
– Сгорели, – вздохнул Феликс. – Когда я сидел, за убийство того самого вампира, чье сердце отдал Белле, мой дом полыхнул и сгорел дотла. Говорят, молния попала, теперь вот сомневаюсь… У Бальтазара была куча имен: Упуаут, Германубис, Гадес, Хренадес… всех не упомнишь. Его разорвали на части, растащив по свету. Надо было уничтожить сердце.
– Вроде не смогли его пробить, – сказал Брун.
– Я бы смог, – без сомнения заявил дед. – У меня удар хорошо поставлен.
– Тот молодой вампир, – вступила в беседу Эльза. – Он ведь был не единственным?
Дед оскалился, как старый волк.
– Все, что я скажу, может быть использовано против меня.
– Вообще-то, я не из полиции, – признался Брун. – Уже год как не работаю. Это частное расследование.
Дед окинул Бруна внимательным взглядом, прикидывая что-то про себя.
– Пойдем, – решился он. Встал с кресла, хрустя коленями, пошел на кухню. Отодвинув ногой вытертый половик, присел и, охая, откинул люк в полу. Лестница в подвал была сделана на совесть: с перилами, толстыми ступенями. Люстра с тремя рожками горела на потолке в центре, освещая арбалеты, развешанные по стенам, ружья, короба патронов, аккуратно расставленные на стеллажах. Брун присвистнул, разглядывая склад.
– Да, скудновато, – печально кивнул дед. – Я только десять лет как собираю. После пожара в старом доме все пропало. Вот там хватило бы пороха, чтобы всю черную башню взорвать к Бальтазаровой матери. От дома котлован остался, куда до сих пор туристов водят.
– Вы понимаете, что за незаконное хранение…
– Ой, да брось, – отмахнулся дед. – Сколько мне осталось. В тюрьме даже веселее. Тут я сижу один как сыч. Вот даже с тобой согласился поговорить, потому что больше не с кем. А в тюрьме сокамерники выслушают. Им-то деваться некуда.
– Это да, – согласился Брун. – А мне зачем вы это показали?
– Мне нужен напарник, – горячо зашептал дед. – Кто-то молодой, сильный. Вместе мы могли бы пойти на настоящее дело. Смотри!
Он выкатил из угла здоровенный пулемет, блестящий, как новенькая кастрюля.
– Моя девочка, – дед ласково провел по длинному дулу. – Я зову ее Сесилия. До тысячи выстрелов в минуту, крупный калибр, разрывные пули. Я сам ее собрал.
Пока дед обнимался с пулеметом, Эльза прошлась по подвалу, потянулась к черным звездочкам на стене. Ее вдруг отшвырнуло, стеллаж опрокинулся, и патроны с грохотом рассыпались по цементному полу. Эльза подняла голову, карие глаза налились чернотой, клыки вытянулись.