– Насколько злой? – спросила она.
– Очень. Умывался кровью, ел маленьких детей, воплощенное зло. Может, даже делал оборотням внезапную эпиляцию по утрам. Хотя вряд ли. Согласись, двоих таких порождений тьмы земля бы не вынесла.
– Брун, ну прости. Я не думала, что ты так отреагируешь.
– А как еще я должен был отреагировать?
– Я так больше не буду.
Он остановился на дороге, посмотрел на Эльзу.
– А ты планировала повторить? – Он покачал головой, откусил багет и пошел дальше. – И вот собрались тогда самые сильные звери…
– А медведь там был?
– Был, конечно. Собрались, значит, самые сильные звери и решили убить этого бога. Да только вот он был бессмертный. Ничего его не брало: ни железо, ни серебро, ни осина. Набросились они тогда на него все вместе и разорвали на части.
– Так а сжечь?! – посоветовала Эльза, взяв Бруна под локоть. Он покосился на нее, но руку не убрал.
– Думаешь, самая умная? Не горел. Сто лет держали в негасимом пламени куски его тела – уже сменилось два поколения оборотней, и теперь их правнуки поддерживали огонь. Но бог так и не сгорел. Тогда оборотни договорились хранить его части по отдельности, чтобы никак он снова не собрался.
– Адский конструктор какой-то.
Маяк появился внезапно: дома расступились, и в просвете выросла серая башня, покосившаяся в сторону деревни, словно отворачиваясь от холодных волн.
Они спустились по тропинке к берегу.
Фундамент башни был темнее стен, из крупного черного камня, покрытого серыми разводами соли. Со стороны моря на маяке выросла длинная борода из сосулек.
Брун, крякнув от натуги, отодвинул тяжелый ржавый засов, открыл дверь и вошел внутрь.
– Надо было фонарик взять, – посетовал он.
– Я и так вижу, – прошептала Эльза.
На черных стенах плясали звери: примитивные, грубые, кое-где заросшие синеватой плесенью. Эльза прошла по кругу, касаясь кончиками пальцев рисунков. Человек с головой льва держал в пасти оторванную ногу, крокодил отрывал от туловища руку.
– Жуть какая, – пробормотала она, поежившись. – А вот и кошечка. И наша рука.