Людоед,

– И?.. – Ане хотелось закричать: а я ведь говорила!

– Кровь на ботиночках имеется, но это не старушки. Да и вообще не человека.

– А чья? – удивился Михаил Леонов.

– Собаки. Или кого-то из семейства псовых. Волк, лисица…

– Лиса, – уверенно произнесла Аня. И тут же добавила: – Это может быть кровь лисы, которую они убили пару дней назад вместе с сыном старухи.

– Да, да! – подхватил Гринько. – По времени кровь примерно такая.

– Хорошо, продолжай, – сказал майор Ильин, почесывая бороду.

– А дальше – вот! – Гринько взял следующий лист. – Смазанный отпечаток на кружке. Не принадлежит никому из деревенских.

– Погоди-ка.

Майор насупился. Ему совсем не нравилось происходящее.

Аня прекрасно понимала, что дело здесь не в Федьке – единственном подозреваемом, срывающемся с крючка. Виктору Ильину не нравилось то, что у них два жестоких убийства и ни одной зацепки, несмотря на оставленные следы.

– Ты же говоришь – смазанный?

– Все верно. По этому отпечатку я не смогу пробить по базе, но больше трети четких папиллярных линий дают мне возможность сравнить, что называется, вручную. Я сравнил. И спешу вас огорчить – вы взяли не того.

– А с рубахой что? – спросила Аня, давая понять начальнику, что она на его стороне и ни в коем случае не заступается за Сергиенко.

– Клок действительно от этой рубахи, но пятна ржавчины – от гвоздя, на котором он повис, явно старше сегодняшнего дня.

– Слушай, он мог испачкаться до этого…

– Мог, – кивнул Гринько, – но где тогда пятна свежие от этого гвоздя?

– Ладно, убедил. Что-то еще есть?

– Есть.

Аня для себя отметила, что обычно Гринько в таких случаях улыбается. Мол, вы же понимаете, кто здесь «папочка». Сейчас он был серьезен.