– Джон Хендерсон.
Пауза.
– И… что?
– Хотелось бы с вами поговорить.
– К сожалению, я сейчас занят.
– Тогда простите за неудобство. Но я только что запалил под человеком хворост, и мне от вас нужно объяснение того, что я сейчас сделал.
– Вы о ком?
– О Райнхарте, – ответил я.
Снова пауза, затем щелчок замка.
В тесноватом парадном было темно. Вскоре сверху послышался звук спускающихся по лестнице шагов, хотя он замер прежде, чем я что-либо увидел.
– Поднимайтесь сюда, на этаж, – сказал мне священник. – Это единственная часть дома, где бывает светло.
Я засеменил наверх, миновал площадку нижнего этажа с двумя молчащими дверями и зашел на второй. Там меня ждал Джефферс. Посторонившись, он пропустил меня в переднюю комнату дома. Здесь стоял письменный стол, два стула (позаимствованные, судя по всему, в церкви), а также фортепиано. Спартанскую обстановку разнообразило старинное кресло у окна – некогда роскошное, а теперь изрядно потертое.
– От моего предшественника, – перехватив мой направленный на кресло взгляд, пояснил священник. – Он здесь жил тридцать лет.
– Бывает иногда ощущение, что он все еще здесь? – предположил я.
На эту фразу дежурного сочувствия отец Роберт отреагировал неожиданно колким взглядом:
– Так что там с Райнхартом?
– Он вчера выследил близкую мне женщину и угрожал ей. Я только что с разговора, который у нас с ним состоялся.
– Вот как? Вид у вас, надо сказать, лучше, чем можно было ожидать.
– Я озаботился, чтобы встреча проходила в людном месте.
Джефферс медленно повел головой из стороны в сторону.