Грузно сваливают мешки на насыпь возле будки паровоза.
Коренев взбирается на паровоз и оттуда:
— Ну, эй там, живее! вот этот с краю давайте сюда…
Несколько казаков переворачивают мешок, утопая ногами в балласте, тащат его на верх паровоза.
Наконец протолкнули в будку.
— Давайте нож! — командует все тот же голос. Кто-то из казаков подает. Эсаул режет мешок.
Оттуда голова, руки — человек…
— Ну, живо! — и Коренев, схватив за курчавые волосы человека, начинает толкать голову в топку паровоза.
Остальные хватают кто за ноги, кто за туловище.
Вдруг какой-то хруст, вскрик, и точно кто ломает зубы или кости, и…
— A-а! Живым! Гады!.. Нет!.. — руки человека с силой отбрасывают державших, и удар в лицо валит эсаула на угол тендера.
— Ддерржите его! Держите! — вопит Коренев, бросаясь с наганом к человеку, и начинает стрелять… Отчаянная борьба клубком тел… мечутся люди около раскрытой пасти горящей топки паровоза.
Вот они его скрутили, прижав к топке.
— …Живым его толкай… скорей… — визжит Коренев.
Но руки, сильные, волосатые, все ободранные, в крови, цепко ухватились за рычаги заслона, уперлись в котел.
Только хрип и кровь в глазах и на губах… Человек смотрит туда, в бездну горящей топки, и…
Снова с неимоверной силой он отбрасывает от себя вцепившихся казаков, выпрямляется… и…
— Tax! — не выдержал Коренев и стреляет в упор из нагана.
Человек ничком валится у котла.
— Ну, живо его, в топку… Не удалось живым, чорт возьми…