Тщетно я представлялся клиентам, называя себя господином Майе, они с вежливым упрямством величали меня мистером Чикенхэдом, а поставщики, не обращая внимания на письма, подписанные именем Майе, присылали счета на имя Урии Чикенхэда.
Я — большой любитель произносить речи, а поскольку у прилавка слушателей всегда хватало, зычно восклицал: «Граждане!»
Я хотел восхвалять хартии и свободы, а с моих уст срывалось: «Гуталин Уоррен — самый лучший в мире!»
Во Франции я знавал красивого парня, бледного и нежного, как девушка. Его звали Альфред де Мюссе, и писал он милые стишки, которые до сих пор сидят у меня в памяти.
Я стремился прочесть их людям, а из моей глотки вырывался клич разносчика:
Однажды какой-то пьянчужка распахнул дверь моей лавочки таким сильным ударом ноги, что оторвался звонок.
— Черт подери, клянусь Вальми! — воскликнул он, увидев меня. — Человечек Майе!
Я узнал мерзкую рожу Трошара.
— Боже! — с гневом вскричал я. — Вы ответите за грубость, бурдюк с прокисшим вином!
И схватил палку…
То есть… На самом деле я поклонился и пробормотал:
— Вы ошибаетесь, сэр, меня зовут Урия Чикенхэд.
И вместо того, чтобы преподать ему надлежащий урок палкой, угостил сигарой.
Такова история человечка Майе… нет, нет… Урии Чикенхэда…
—
—