– Ты любишь Буридана! – продолжал Ангерран де Мариньи громоподобным голосом. – Ничего удивительного – ты ведь дочь Маргариты Бургундской!.. Ха! А вот, значит, и мать этого бандита! – добавил он, рассмеявшись. – Что ж, мне следовало догадаться! Каков сын – такова и мать! Мать – воплощение мерзости, сын жить не может без грабежей и насилия! Мать – смиренная и гнусная служанка коронованной развратницы, сын выслеживает в темных переулках прохожих, дабы обобрать их до нитки, подкарауливает девиц в глубине палисадников, чтобы вскружить им голову!.. Что ж, клянусь язвами Христовыми: отныне я здесь не отец, который плачет и умоляет, но министр, который приказывает и вершит правосудие! Мать Буридана, ты арестована! И преступление твое в том, что ты приходишься матерью человеку, который командует восставшими против королевской власти разбойниками. Дочь Маргариты Бургундской, ты арестована! И преступление твое в том…
В этот момент, пока Мариньи, вне себя от гнева, бормотал и поднимал судорожно сжатые руки, словно для того, чтобы схватить одновременно и Мабель, и Миртиль, в этот момент, повторимся, на улице поднялся оглушительный шум фанфар.
Далекий гул нарастал, быстро приближаясь, донося до Мабель тысячи раз повторяемые крики: «Да здравствует король!»
Мариньи ничего не слышал, но вот Мабель услышала.
Подскочив к окну, она подняла раму.
– Что ж, – выкрикнула она, – раз уж дочь Маргариты Бургундской арестована, пусть об этом узнают все! Пусть весь этот испуганный люд узнает, что королева Франции была любовницей Ангеррана де Мариньи! Пусть король узнает, что его первый министр арестовал дочь его супруги!
Мариньи застыл на месте, словно пораженный молнией.
– Король! – пролепетал он, озираясь по сторонам налившимися кровью глазами.
– Да здравствует король! Да здравствует король! – слышались с улицы голоса.
Внезапно шум стих, и до Мариньи поднялся радостный голос Людовика Сварливого.
– Да, дети мои, – кричал король, – нас ждет сражение. Еще немного терпения, мои отважные псы, и мы отдадим вам всех этих кабанов на растерзание. Я лишь переговорю с моим верным Мариньи, и приступаем. Битва! Клянусь смертью Христовой! Нас ждет битва!
– Да здравствует король! Битва! Смерть разбойникам!
На лестнице раздались шаги Людовика Сварливого и его эскорта.
– Вот и король, – громко сказала Мабель. – Ну что, монсеньор, попросить мне у супруга Маргариты пощады для дочери Ангеррана де Мариньи?
– Замолчи, женщина! – прорычал Мариньи.
– Позвольте нам уйти, монсеньор, или, клянусь Богом, которого вы только что вспоминали, король все узнает.
– Замолчи! – пробормотал Мариньи, у которого на голове встали дыбом волосы.
– Так мы свободны? Если да, то я умолкаю, если же нет…
Подбежав к двери, Мариньи открыл ее или, скорее, выбил ударом ноги.
Дверь выходила на двойную лестницу – там было полно солдат.