— Так вы говорите, что преступление было совершено на Рейвен-стрит, господин Кратт?
Он назвал его господином, и его лоб пересекла глубокая морщина.
— Да, это небольшая улочка, которая выходит на Бот-стрит.
— Она не существует с войны, господин Кратт, ее снесла с лица земли немецкая бомба.
— Не может быть, — закричал Кратт. — Я клянусь вам… Женщину звали… О, Господи…
— Минутку, постарайтесь успокоиться. Сколько вам лет?
— Сорок… Но какое это имеет значение?
— И ваша бабушка…
Кратт заорал:
— Это так… Это моя бабушка… Теперь я знаю — это ее я убил!
Полицейский легонько побарабанил пальцами по телефонному аппарату.
— Господин Кратт, ваша бабушка действительно была убита на Рейвен-стрит тридцать пять лет назад… простите… ее мужем, то есть вашим дедом, который был очень плохим человеком. Его казнили, — добавил он, помолчав.
Он позвонил и попросил принести стаканчик бренди, который Кратту пришлось выпить.
— Вы вспомнили о своей бабушке, но очень нечетко, потому что тогда вам было всего несколько лет…
Кратт медленно избавлялся он нереальных воспоминаний и постепенно, с трудом, возвращался к действительности.
— Мои родители никогда не рассказывали мне эту историю, — сказал он наконец. — Что это со мной было? Я был уверен, что это я совершил преступление, которое на самом деле совершил мой дед!
Полицейский ничего не смог ему ответить. Он ограничился советом:
— Возвращайтесь домой, господин Кратт. Отдохните, постарайтесь не думать об этой истории. Если возникнет необходимость, обратитесь к врачу.
Когда Кратт ушел, полицейский пробормотал:
— Говорят, что на детей ложится тяжесть преступлений, совершенных их родственниками до седьмого поколения. Бедняга… Да поможет ему Бог!