Апокрифос

Он сел в машину, закрыл дверь и двинулся в путь. Двигатель Форда мягко рычал под капотом и был готов к дальней поездке. Марку предстояло проехать почти 300 миль до Траунда. Он уже был там много раз и прекрасно знал дорогу. Где-то между Марвиллем и Траундом находилась деревушка Сентлер, а между Марвиллем и Сентлером было придорожное кафе, где он частенько останавливался. На всем отсальном пути он никогда не встречал ни души, кроме двух человек на автозаправочной станции. Спустя десять минут после отъезда, он уже покинул пределы Марвилля и ехал на средней скорости прямиком в Траунд заключать свой самый важный в жизни контракт. Ехал он не слишком быстро, хотя его Форд мог выжать довольно приличную скорость. Форд Торино был собран в спортивном кузове. У машины был ровный ход и хорошее сцепление. Гоночные скорости Марка не привлекали, учитывая мокрую дорогу. Его лишь волновало, как тихо и без происшествий добраться до пункта назначения. Марк, чтобы не скучать, включил радио. Он хотел найти свою любимую волну, чтобы послушать кантри.

— …в пятницу вечером администрация города Блэ… — щелк. В среду утром ожидается облачная с прояснениями погода… — щелк. Шиномонтаж от Рэя работает каждый де… — щелк…

Марк переключал каналы один за другим, но ничего по радио его не привлекало. По двух каналам несли полную чушь, еще по двум пели какие-то парни на немецком, а по остальным была реклама, погода и прочая чепуха.

— Проклятие, — ругнулся Марк, — мне так и ехать в тишине?!

Многие люди, слушая радио, не обращают на него внимания. Оно как фон — просто работает и изливает из себя новости, погоду, песни и все в этом роде. Но Марк привык из каждого дела извлекать максимум пользы. Если по радио нет его любимой песни или интересных новостей — радио не заслуживает того, чтобы быть включенным в его Форде. Больше всего Марк любил послушать кантри или блюз. Новости он слушал редко, потому что просто-напросто не доверял им. Он являлся директором предприятия, и у него были различные связи. От людей он узнавал много такого, о чем радио молчало или говорило в собственной интерпретации. Особенно массу всего интересного рассказывал ему Исаак Леви. Тот, будучи евреем по национальности, всегда совал свой длинный нос, куда его совать не следует. Наверное, эта черта присуща всем евреям. С этим трудно поспорить, но, черт возьми, евреи, наверное, самые умные засранцы! Взять хотя бы Исаака: его голова работает за двоих, а хитрости хватит на четверых. Он просвещал Марка в области политики, экономики и права. Только вопросы, касающиеся этих трех дисциплин, были Марку интересны, и только по ним в колледже у него была оценка «отлично».

Погода оставляла желать лучшего. Дождь снова набирал силу, и местами просто лил как из ведра. Марк ехал уже около получаса, но на всем пути не встретил ни одной машины и ни одного человека. Все было совершенно обычно, если бы не то отвратное чувство, с каким Марк проснулся ранним утром. Ему казалось, что содержание адреналина в крови превышает норму. Сначала он винил в этом предстоящую дорогу и последующую за ней деловую встречу, но он никак не мог отделаться от чувства, что все это здесь совершенно не при чем. Если раньше его лихорадило каких-нибудь двадцать минут, то сейчас это ощущение не отпускало уже, по крайней мере, пять часов — с самого момента как он проснулся. Он еще вспомнил, как остановился на пороге дома и как разглядывал квартал, в котором жил. Зачем смотрел? Что там увидел, что почувствовал? Интуиция подсказывала Марку, что сегодня произойдет нечто неприятное. В памяти у него всплыл момент, когда его знобило точно так же, как и сейчас. Однажды он поехал осматривать места, где валят лес. Тот день, казалось, не предвещал ничего странного или необычного. Марк оставил машину на парковке и пошел с двумя своими рабочими Джоном и Саймоном на рабочее место. Они не успели пройти и ста ярдов, как спиленное дерево убило Джона наповал. Марк помнил, как спустя десять секунд после происшествия в его кровь был выброшен огромный сгусток адреналина. Он сидел и лихорадочно наблюдал, за телом Джона, вывернутым под неестественным углом. В тот день Марк впервые увидел, как умирает человек. Он осознал, что, будь он на пару метров ближе к Джону, его постигла бы подобная участь. И в тот же день Марк понял, что жизнь хрупка, как хрусталь. Он приехал домой, открыл бутылку виски, отключил телефон, вышел на крыльцо и стал смотреть на округ и проживающих в нем людей со стаканом виски в руке. Адреналиновый озноб продолжался до следующего утра… Марк управлял автомобилем и вспоминал тот день. С тех пор прошло два года, но воспоминания были так свежи, будто это было вчера.

Дождь понемногу усиливался, и дворники на Форде работали с большой скоростью. На всем пути до сих пор не встретилось ни единой машины. Обычно по этой трассе проезжало много трейлеров, груженных лесом, и изредка проезжали легковые автомобили. Сегодня же дорога была на удивление пуста. Время от времени Марк развлекался тем, что выезжал на встречную полосу: все равно не было ни одной машины. Его баловство быстро закончилось, когда он чуть не наехал на уже сбитого оленя.

— Этому парню на дороге явно помогли умереть, — ухмыльнулся Марк.

Марк часто видел сбитых животных и постоянно вспоминал наставления своего отца, при встрече с мертвым лосем или оленем. Джеймс Аскерт всегда говорил одно и то же: «Жизнь человека ничего не стоит. Стоит приложить сил больше обычного, и жизнь покинет тело. Хрупкость человеческого организма понимаешь тогда, когда подхватываешь опасную инфекцию, когда видишь раздробленное тело под деревом, сбитого оленя или убитого человека». Эти слова он говорил, лежа на смертном одре. Слушая отца, Марк только кивал головой. Он был еще мал, чтобы это понять. Хотя пятнадцать лет спустя он все равно не очень понимал слова своего отца. Конечно, человек не может поймать пулю рукой, он не защитится курткой от опасной инфекции, не может сбить машину и не может без травм спрыгнуть с десятого этажа. Какая разница хрупкие мы или нет? Слабость человека заложена в нашей природе, и мы не в силах это изменить. Марк считал, что смерть подводит окончательный итог, и, зная, что человек смертен, за свою короткую жизнь человек старается выложиться на полную катушку. Когда мысли Марка заносило в философские дебри, он становился серьезным. Улыбка мигом исчезла с его лица, когда он вспомнил, что его отец умер от лакунарной ангины. Марку всегда было любопытно: как можно умереть из-за того, что твое горло болит? Умереть от больного горла — звучит по-детски из уст взрослого человека. Должно быть, у его отца оно болело очень сильно, если тот от боли не мог даже кричать, а только тихо стонал, уткнувшись во влажное полотенце. Марк вдруг вздрогнул и поежился. Он прокашлялся, глубоко вздохнул, наполнив свои легкие воздухом, и немного прибавил скорости.

В своих маленьких раздумьях он чуть было не проехал мимо автозаправочной станции. Резко выкручивая руль влево, он начал поворачивать в сторону заправки. «Кафе от Джо» и заправка стояли все такие же разбитые, как и прежде. Марк припарковался на стоянке, взял жилетку, которая валялась на соседнем сиденье, деньги из бардачка и вышел из машины. Прикрывая голову жилеткой, он побежал в сторону заправки. Немного не доходя до двери, Марк оступился и чуть было не упал. Сотню раз выругнувшись про себя он скинул жилетку с головы и открыл дверь. Внутри было светло и тепло. С потолка светило, по меньшей мере, пять ламп, а в углу Марк обнаружил источник тепла: старая плита, раскаленная докрасна, на которой стояла кастрюля. Марк, увидев это, рассмеялся.

— Эй, Кейси! Иди сюда, чертов ты ублюдок!

Марк знал, что если прямо рядом с кассой стоит плита — сегодня смена Кейси Уильямса. Только у него «хватало ума» включать плитку прямо на автозаправочной станции, чтобы разогревать обед! На него давно следовало нажаловаться, ведь он подвергал опасности себя, кафе и людей, находившихся рядом. Марк был уверен в том, что в один прекрасный день заправка вместе с кафе взорвутся и уж точно долетят до Лондона. Из комнаты, наконец, появился сам Кейси. Он прикрыл рукой огромный зевок, потянул руки и протер глаза. Кейси Уильямс был похож на маленького хорька. На вид ему было лет пятнадцать, хотя он был старше Марка почти на десять лет. У Кейси было бледное веснушчатое лицо, длинные, как у орангутанга, руки и совершенно непропорциональное тело. Но больше всего бросалось в глаза другое: его волосы. Марк, глядя на его волосы всегда размышлял: какого же они цвета? В разное время суток, в разную погоду и под разным углом просмотра волосы Кейси были разного цвета. Марк все не мог понять — как же черт подери, так получается? Но цвет волос не шел ни в какое сравнение с его чудаковатым поведением. Он мало говорил и никогда не слышал заданный вопрос с первого раза. Может такое поведение замечалось за многими людьми, но Марк видел такие повадки только у Кейси и его это жутко бесило. Взять хотя бы плитку внутри здания. Этого уже достаточно, чтобы понять, что с головой у Кейси не все в порядке. Сейчас он взирал на Марка сонным взглядом и молчал.

— Кейси, заправь мне полный бак и шевели своими длинными конечностями побыстрее, я тороплюсь, — проговорил Марк.

— Полный бак? — переспросил тот.

— Ты что тупой, Кейси? Мне тебе дважды повторить?

Кейси промолчал, надел перчатки и собрался идти на улицу заправлять машину. Не доходя до двери, он остановился и зевнул. Во всех его движениях чувствовалась медлительность и заторможенность. Марк, глядя на него, еле удержался от хорошего пинка под зад. Когда тот вышел, Марк покачал головой, думая, что на белом свете идиотов хоть отбавляй. Пока Кейси заправлял машину, Марк оглядывался. На столике лежал десяток помятых чеков, вчерашняя газета и недопитый кофе. На полу было много мокрых грязных следов, говоривших о том, что посетителей здесь сегодня было предостаточно. Марк подошел к столику, взял с него мятые чеки и принялся их кидать на раскаленную плиту. Примерно пять или шесть чеков сгорели практически мгновенно. «Кажется, заправка взорвется не от Кейси, а от меня». Марк подошел к плитке и стал смотреть на догорающие чеки. Он часто слышал фразу, что можно вечно смотреть на три вещи: на огонь, воду и что-то там еще. Видимо, третий компонент каждый человек постигал индивидуально. Марк его так и не придумал. Внезапно его раздумья прервал пришедший обратно Кейси.

— Ну что ты сделал все что нужно? — спросил его Марк.

— Угу, — сухо ответил Кейси.

— Сколько с меня?

— Двадцать четыре фунта.