— Теперь я совсем здорова. Только сердце и болит, — ответила Ксения Яковлевна.
— Ну, сердце-то не от хвори, а может, с чего другого…
Он пристально посмотрел на девушку. Та густо покраснела и молчала.
— Кажись, угадал. И отчего ты, девушка так скрытна со мной? Я, чай, тебе вместо отца. Мне бы первому надо все выложить…
— Да что же выкладывать? — спросила она шепотом, низко опустив голову.
— Будто уж и нечего?
Ответа на это не последовало.
— Стороной ведь узнал я, Аксюша, насчет Ермака-то…
— Прости, дядя, — чуть слышно произнесла она.
— Чего тут прощать… Ты мне ответь лучше все по истине…
— Что прикажешь, дядя?
— Люб он тебе?
— Люб.
— Да знаешь ли, кто он?
— Знаю, — скорее движением губ, нежели голосом отвечала девушка.
— Разбойник ведь он, душегуб…
— Был.
— Это верно, что был… Только ведь и за прошлое тоже отвечать приходится. У самого царя он в подозрении, а здесь скрывается. В Москве-то его ведь петля ждет.
Ксения Яковлевна побледнела. Старик испугался.
— Оно, конечно, до Москвы отсюда не видать… Далеко. А все же лучше было бы ему заслужить у царя, чем ни на есть, чтобы он его помиловал…