— На что согласился?
— На нашу свадьбу.
— Известно дело, что согласился на свадьбу с боярином, для того и послали ему грамотку.
— Не с боярином, а с Ермаком Тимофеевичем.
— С нами крестная сила, — перекрестилась истово старуха, — ума решилась девушка. И с чего это с тобой сталось, бедная?
— Что ты, няня, я в своем уме…
— Кабы в своем была, не взводила такой поклеп на Семена Аникича, что согласился выдать тебя за разбойника заместо боярина…
— Боярин-то этот на том свете…
— Как так?
— Да так, мне дядя сейчас сказал, согрубил он царю-батюшке, тот его и казнил…
— Да что ты! Правду баешь, девушка?..
— Как есть правду истинную.
— Царство ему небесное, место покойное, — истово перекрестилась Антиповна. — А Ермака-то боярином что ли сделали?..
— Нет, не сделали, — сквозь слезы улыбнулась Ксения Яковлевна, — челобитье об нем к царю пойдет о прощении. В поход он сбирается за Каменный пояс, заслужить царю хочет.
— Что ж, это хорошее дело.
— Оттого и плачу, что дядя меня с ним не пускает…
— Куда с ним?
— В поход…
Антиповна посмотрела на питомицу с удивлением, смешанным со страхом. «Что бы это значило? — неслось в ее уме. — Говорит девушка как будто и разумно, а вдруг начнет такое, что мороз по коже подирает. Али надо мною, старой, шутки шутит?.. Как может согласиться Семен Аникич выдать ее замуж за Ермака, коли его не сделали боярином?»
В уме старухи не укладывалась мысль о возможности брака ее питомицы не с боярином. «Самому царю-батюшке и то бы в пору такая красавица», — думала Антиповна, глядя на свою любимицу. И вдруг что? Ее сватают на Ермака, за разбойника… Она, когда он сделался ее любимцем, вызволившим от хвори Ксению Яковлевну, мекала его посватать за одну из сенных девушек, да и то раздумывала, какая решится пойти, а тут на поди… сама ее питомица. Антиповна отказывалась этому верить.