— Да неустройство еще там у нас… — уклончиво ответил гонец. — Воевода московский умер.
— Умер? Отчего?
— Чудак человек, отчего… Смерть Бог по душу послал, ну и умер…
— Так, так, оно, конечно. Как же там без воеводы и атамана? Одному Ивану Ивановичу не управиться.
— Он и прислал меня за атаманом. Слухи ходят, что Кучум опять собирает нечисть-то.
— Вот оно что… Ну теперь он не страшен. Наши да стрельцы управятся с ним так, что любо-дорого.
— Оно верно, а все с атаманом-то будет поспокойнее.
— Это что и говорить…
Такие разговоры шли в поселке, пока угощали гонца после дальнего пути.
Ермак Тимофеевич между тем, отпустив гонца, не вернулся в опочивальню, где сладким сном счастливой любимой женщины спала его молодая княгиня, а прямо прошел к Семену Иоаникиевичу Строганову.
Видимо, на лице Ермака было слишком красноречиво написано впечатление, произведенное на него полученными из Сибири вестями, так как Семен Иоаникиевич тотчас спросил:
— Что случилось?
Оба сели на лавку.
— Плохие вести прислал мне Иван Иванович… Под утро сегодня прибыл от него гонец.
— Об этом я слышал… Что же, опять поднялись кочевники?
— Хуже.
И Ермак Тимофеевич рассказал Семену Иоаникиевичу все, что только что слышал от гонца.
Узнав о смерти князя Болховского, недавнего гостя Строгановых, Семен Иоаникиевич набожно перекрестился.
— Царство ему небесное!
Ермак Тимофеевич последовал его примеру, мысленно упрекая себя, что не сделал этого ранее. «Ишь как меня ошеломили вести-то», — подумал он, как бы в оправдание себе.