И он указал рукой на лощину. Сидевшие у костра повернулись по направлению его руки.
Между лежавшими там и сям телами бродила какая-то высокая, освещенная лунным светом фигура. Она подходила к мертвецам, наклонялась над ними, как бы рассматривая их, и шла далее.
— Что за притча!
— Кажись, всех пришибли…
— Да это, братцы, баба!
— Надо доложить атаману, — сказал казак, заметивший живого человека на этом стане смерти, и пошел к костру, у которого сидел Ермак Тимофеевич с его более старыми по времени нахождения в шайке товарищами. Старшинство у них чтилось свято.
— Атаман, а атаман! — окликнул казак Ермака Тимофеевича, занятого беседою.
— Чего тебе?
— Глянь в лощину, атаман. Кто там слоняется?..
— Кому слоняться? Кажись, всех уничтожили, — заметил Ермак, однако взглянул. — И верно: живой человек шатается, — добавил он.
— Не человек это, кажись, атаман…
— А кто же там?
— Баба.
— Баба?.. — спросил Ермак и, вглядевшись внимательно в движущуюся фигуру, сказал: — И верно, баба.
— Так как укажешь, атаман?
— Тащи сюда. Коли баба, не тронь, живьем достань, неча рук марать казацких о бабу…
— Слушаю, атаман…
Казак быстро сбежал в лощину и подошел к таинственной фигуре. Та, видимо, заметила его, но не сделала движения к бегству. Она даже остановилась. Казак стал что-то говорить ей. Ермаку Тимофеевичу и казакам было видно все, но не было ничего слышно.
— С кем он там лясы точит? — нетерпеливо сказал Ермак.
— Глянь, атаман! Он направился с ней осматривать остальных мертвецов.