Ветер богов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну, дескать, чтобы ордашевцы не нападали больше на село.

Гонец стоял, упершись обеими руками и подбородком в довольно увесистую палицу, и молчал.

– Но такого в окрестных селах еще не случалось. Никто никому, ни германцам, ни красным, ни ордашам, выкупа не предлагал.

– Тем более это заинтригует ордашей. Возрождение традиции древних баталий.

Еще минут двадцать они в деталях обсуждали эту странную операцию, пока наконец старик не согласился с замыслом командира диверсантов и, как мог, поспешил в деревню.

– А если ордаши не придут на вечевой майдан, а вновь нападут на село? – спросил он, уже немного отойдя.

– Не думаю. Слишком необычное предложение. Вы лучше отправьте кого-нибудь из своих к Сотнику. Пусть срочно выделит троих-четверых своих боевичков. Но чтобы не из местных. И пусть обязательно оденет их в красноармейские гимнастерки.

– Красноармейские?

– Мы-то в каких?

– То есть выдавать себя будете?.. Ясно. А если вдруг у Сотника не окажется гимнастерок?

– Не может быть. После недавней операции как минимум пять комплектов формы у него осталось.

– Разве что…

76

Ордаш привел с собой семерых своих головорезов. Откормленные, холеные, они совершенно не были похожи на прокуренных лесными кострами, изможденных оуновцев, чьи посеревшие от длительного сидения по схоронам и землянкам лица сразу же выдавали в них лесовиков.

– Чем обрадуете, старики? – нагловато поинтересовался командир лжеоуновцев. Он предстал перед крестьянами, держа на плече ручной пулемет «дегтярь» и с открытой пистолетной кобурой. – Продались москалям, теперь хотите откупиться?

– Никому мы не продавались, – степенно ответил тот самый старик-гном, что вел утром переговоры с Курбатовым и которого в деревне все называли Австрияком. – Но откупиться хотим. Три раза твои хлопцы на село наскакивали. Двоих наших повесили. Василину, вдову мельника, изнасиловали, затем одели на голову ведро и колотили по нему, пока та не сошла с ума.

– Будто не помнишь, что муж и сын ее с красными ушли, – самодовольно осклабился Ордаш. Приземистый, толстогубый, с тяжелым взглядом черных глаз, он вводил в ужас окрестных крестьян своим тупым упрямством и дикой, не поддающейся логике и оправданию жестокостью. Ордаш с одинаковым наслаждением казнил и тех, чьи мужья были в армии, и тех, чьи сыновья скрывались в лесах.

– Муж ее давно погиб на фронте. А сын – с лесовиками, ты это прекрасно знаешь, – твердо ответил Австрияк. – Тогда за что ж ты ее? А Федора Дарчука утопил. Почти мальчишку. Они что, тоже с москалями против лесовиков ходили?

– Не твое дело, Австрияк, – почти вплотную приблизился к старикам Ордаш. Все трое крестьян стояли у длинной каменной балки, лежавшей посреди площади. Когда собиралось вече, на этой балке всегда сидели старейшины. – Что-то ты сегодня расхрабрился, – заподозрил неладное. – О каком выкупе мне талдычили? Где он?

– А ты согласен принять его?