– Если хороший выкуп – то чего ж? – хлестал плеткой по хромовому голенищу.
– И после этого уйдешь от села?
– Чего ж не уйти, если выкуп действительно стоящий? Деньги нам позарез…
– Бодьо, Ярусь, – обратился Австрияк к двум старикам. – Сходите к Климачихе, принесите то, что собрали сельским сходом.
Старики поднялись, молча поклонились Австрияку и пошли по тропе, ведущей через небольшой перевал к селу. Они уже знали, что где-то там, у перевала, засел со своим карабином поручик Власевич, а единственную дорогу, подходившую к Княжеской башне по высокому скалистому берегу реки, перекрыли парни Сотника, давно охотившегося за этими лжеоуновцами. Сам Курбатов, вместе с фон Тирбахом и фон Бергером, затаился на гребне возвышенности, под которой бредили легендами и вечностью руины.
Повинуясь бессловесному приказу Ордаша, один из его людей побрел вслед за стариками и стал великолепной мишенью для Власевича, залегшего на поросшем мелким кустарником холме, расположенном между руинами и горловиной тропы. Эта позиция была почти идеальной, поскольку, заняв ее, поручик-снайпер получил возможность простреливать все пространство каменной чаши, в том числе – большую часть руин.
Как только прозвучал выстрел Власевича, тройка Курбатова сразу же прошлась свинцовой морзянкой по группе переодетых энкавэдистов, уложив двоих и ранив одного из них.
– Не паниковать! В руины! – попытался наладить сопротивление своих боевиков Ордаш, но те уже заметались по чаще. Одни залегли прямо посреди плато, другие бросились к руинам. Еще двое попытались отойти за изгиб дороги, но были скошены хлопцами Сотника, ручной пулемет которых сразу же взял под обстрел все подходы к башне и прижал к земле оставшихся ордашей.
– Эй, бандеровцы, отвоевались! – обратился к ним Курбатов, прячась за ствол старой, обросшей молодой порослью сосны. – Сдавайтесь!
– А вы кто такие?! – откликнулся Ордаш, заметив, что стрельба прекратилась. Он залег почти у ног Австрияка, который с обреченной невозмутимостью продолжал восседать на своем каменном троне.
– Это мы объясним тебе в Особом отделе Смерша!
Одинокий выстрел Власевича, и осторожно выглянувший из-за руин энкавэдэшник взвыл от боли, выпустил оружие и рухнул на каменный завал.
– Так вы из Смерша?! – удивился Ордаш, не веря, что что-то там, у его шефов, не сконтактировалось, да настолько, что свои по своим стреляться начали. – Это точно?!
Выстрел Черного Кардинала – и навеки умолкли стоны раненого, пытавшегося заползти в небольшую рытвину.
– Сдавайся, бандеровская сука! – матерым басом оглушил Ордаша кто-то из боевиков Сотника. – Я тебя научу, как Родину любить, холуй немецкий!
Вновь выстрел Власевича, и еще один автомат ордашей умолк навсегда.
– Прекратите стрельбу! – почти взвыл Ордаш, понимая, что при таком снайпере он со своими оставшимися тремя вояками не продержится и пяти минут. – Всем прекратить! Слушай, смерш, уйми своего снайпера!
Еще один выстрел – и у Ордаша осталось только двое вояк. При этом никто больше из группы Курбатова и Сотника огня не открывал. Зачем, если каждый выстрел Власевича гремел, словно приговор Господний? Его неумолимость оказалась заложенной в дьявольскую меткость стрелка, приводившую Ордаша в ужас.
– Да уйми ж ты его, мать твою! – взъярился он, приподнимаясь с земли. Но Власевич помнил приказ подполковника: главаря не трогать. Он нужен был украинским партизанам живым, чтобы показать крестьянам, какими подлыми способами и провоцируют их, и воюют энкавэдисты. – Мы сдаемся! Свои мы, свои, в Бога душу мать! Вы же переложили моих людей! А ты сука!.. – рявкнул на Австрияка и буквально рассек его густо очередью из пулемета.
– Старика-то зачем тронул? – укоризненно спросил Курбатов. – Такой грех на душу…