И в ворота его, вопреки опасениям, впустили, лишь проводили брезгливыми взглядами. Для фрицев, он теперь не только садовник, но еще и могильщик. А и пусть! Не станут соваться без лишней нужды.
Окончательно Григорий освободился лишь после ужина, когда начало смеркаться. Привычно ужинали у Шуры на кухне. Собрались все: и детишки, и тетя Оля, и Таня. Девчонка была бледной и молчаливой, иногда чуть заметно морщилась, наверное, от боли, но держалась молодцом. Вот такую бы невесту его Митьке… Сердце защемило, но Григорий тут же запретил себе раскисать. У него сейчас только все начинается. Столько всего обследовать предстоит. Но первым делом – башня! Нужно убедиться, что тетя Оля была права. Взять бы ее с собой, но это уже как-то совсем не по-мужски. Значит, сам. Как-нибудь.
Григорий дождался, когда из кухни уйдут подростки, перекинулся многозначительным взглядом с тетей Олей. Та едва заметно кивнула, мол, иди, Гриня, проверяй своих мертвых девочек, а я тут покараулю.
Он и пошел. Крался, как тать, под сенью старых деревьев. Крался осторожно, чтобы ни один сучок, ни одна веточка не хрустнули. По пути срубил себе осиновую палку, заточил остренько, как карандаш. Уже когда заточил, подумал, что опасно это – оставлять осиновые пеньки. Вдруг фрицы догадаются! Надо будет утречком присыпать их прелой листвой, чтобы не было заметно.
Башня выступила из темноты черной громадиной. Неожиданно выступила, как живое существо. Или нынче бояться нужно неживых? Григорий перевел дух, нащупал в кармане отмычку, покрепче перехватил осиновую палку. Перед тем, как открыть дверь, прижался к ней ухом, прислушиваясь. С той стороны не доносилось ни звука. Наверное, это хорошо. Наверное, это что-то значит. Отчего же тогда так тяжко решиться?..
Дверь открылась почти бесшумно, Григорий тут же зажег фонарик. Был риск, что свет его могут заметить патрулирующие территорию фрицы, поэтому он тут же захлопнул за собой дверь. Чего это ему стоило, лучше никому не знать. Считай, сам себя добровольно запер в ловушке.
В ловушке было тихо, лишь откуда-то сверху доносился шорох крыльев. Это проснулись и заактивничали ночные твари. Осторожным шагом Григорий приблизился к котлу, сделал глубокий вдох, распахнул дверцу и тут же отскочил в сторону, выставив вперед осиновую палку. Нужно быть готовым. Сейчас нужно быть готовым ко всему!
Черное жерло котла манило и пугало одновременно. Богатая Гринина фантазия рисовала жуткие картинки. Он боялся. Вот только боялся не за себя, а за этих мертвых девочек. Боялся, что придется убить их снова. Если справится…
Звук был тихий, едва различимый, но обострившийся слух Григория тут же его уловил. Он развернулся ровно в тот момент, когда начала медленно приоткрываться входная дверь. В таких вот критических ситуациях чуйка срабатывала сама по себе, спасала его не единожды – что на воле, что на нарах. Сработала она и сейчас, кинула тело вперед, за котел, прижала к ледяному металлу. Григорий даже дышать перестал. И лишь сердце билось, кажется, слишком громко.
Тот, кто вошел в башню, двигался тихо и осторожно, но все же не так бесшумно, как Григорий. Шаг, еще шаг, остановка, задумчивое сопение. А потом еще один шаг и тихий скрип железного люка. Кто же там такой любопытный? Куда сунется?!
Сунулся прямо в люк к мертвым девочкам. Знал, что они там, или сюрприз будет? Получалось, что сюрприз, потому что в тишине вдруг послышался не то вздох, не то стон, что-то загремело. Видать, непрошеный гость испугался, отшатнулся и зацепился ногой за трубу. Если испугался и отшатнулся, значит, это не тот, кто девочек в котел засунул. Значит, залетный кто-то. Самое время посмотреть.
Григорий осторожно выглянул из-за котла и мысленно чертыхнулся. Перед открытым люком, безвольно повесил руки вдоль туловища, стоял Сева. Это как же? Выследил его? Или сам, по собственной инициативе решил башню обследовать?
Он бы, наверное, не стал выходить, дождался бы, когда парень уйдет, если бы не еще один новый звук. Несколько звуков. Это тихо поскрипывал снег под чьими-то шагами. К башне приближались люди. Или не-люди… Действовать нужно было быстро, времени оставалось чуть. Поэтому Григорий вынырнул из своего укрытия, одной рукой обхватил Севу за шею, второй зажал рот, поволок в дальний угол, за котел. Пока волок, успел шепнуть упирающемуся, барахтающемуся дуралею:
– Тихо, Сева, это я. Идет сюда кто-то. Не рыпайся.
Перестал рыпаться. Умный парнишка. Хоть и без меры любопытный.
– Молчи, – сказал Григорий уже едва различимо. – Молчи. Может и пронесет. – А руку убрал. На свой страх и риск убрал, понадеялся на Севино благоразумие.
Парень кивнул, прижался спиной к холодному металлу котла, точно так же, как он сам всего пару минут назад. Дышал сипло и часто. Хоть бы не услышали!
– Тихо, не сопи, – успел шепнуть Григорий до того, как дверь в башню снова открылась, и лишь потом подумал, что незапертая дверь – это очень большая проблема.
– Я не вижу повода для беспокойства! – Голос был резкий, очевидно, женский. Неужто, немецкая ведьма пожаловала? А с кем это она разговаривает?
– Ирма, ты снова забыла запереть дверь. – Во втором голосе послышалось раздражение. Этот голос принадлежал фон Клейсту. Тут уж точно никакого сомнения.