Глава 59
Как оказалось, Гиблые болота были не единственным опасным местом. На пути путников ждали гальзаровые скалы, славившиеся камнепадами, потому идти пришлось очень медленно и тихо. Переход занял двое суток. Шли без остановок, разве что, замедляя ход, чтобы прислушаться к скалам. Ирхат с Эйвой иногда дремали, а вот мужчины не сомкнули глаз.
Когда скалы, наконец-то, остались позади, все скорее слезли с лошадей. Девушки так и попадали на траву, что тощим слоем расползлась по сухой земле.
— Остался последний переход, — опустился на камень Радул.
— Думаешь, тебя примут? — Тарос устроился неподалеку. — Два года ты оставался верен Кархему, знаю некоторых катаганов, которые хотели вернуться, их развернули как раз на перевале. Или надеешься, девчонка поможет? — глянул на спящую Эйву.
— Я бы ушел в любом случае, — в свою очередь посмотрел на Ирхат, — Эйву решила прихватить твоя сестра. Мне-то девка без надобности.
— И давно ты положил глаз на Ирхат?
— Давно.
— Что ж тянул так долго? Наложницы не давали покоя?
— Я никогда не держал наложниц. Я истинный катаган. Мы выбираем самок по сердцу и женимся по когуму.
— И зря, — усмехнулся, — люди умеют скрасить одиночество.
— Эйва тебе тоже нужна как лекарство от одиночества?
— На ней я женюсь, — откинулся головой на высокий валун, — у нас будет семья. Наложницы хороши, когда сердце свободно, а телу тоскливо.
— Не забывай только про вожака. Кархем придет за ней.
— Пусть приходит, — взял в руку пару голышей, — и увидит своими глазами, что его больше не ждут, — а в следующий миг раздробил камни. — К слову, нас могут тоже развернуть.
— Что ж, тогда мы найдем другое место. Континент большой. А вот, что ты будешь делать, не знаю. Эйву катаганы заберут, в этом я не сомневаюсь.
— У меня есть, что предложить твоему клану. За время походов я много где побывал, много чего увидел. Уверен, орукам лишними ресурсы не будут.
Утро наступило незаметно. Эйва открыла глаза и обнаружила себя в руках Тароса, орк все еще спал, но держать её продолжал крепко. А Радул спал рядом с Ирхат, только Сакар бедолага ютился около каменной насыпи один одинешенек.
— Тарос, отпусти.
А он взял и еще сильнее прижал самочку к себе.