Пепел Клааса

22
18
20
22
24
26
28
30

«Если их вывод верен и доисторический мир погиб из-за пренебрежения к Высшему Знанию, — подумает он, — то не приблизилось ли человечество снова к опасной черте?»

Александра обеспокоят не зелёные плащи, и даже не вольнодумство художников: «Возможно, Начикету удастся убедить Артура в гибельных последствиях отказа от Предания. Наверняка, он покажет ему расшифрованный отрывок и произведёт надлежащее впечатление. Но выход ли это? Да, удастся оттянуть раскол, но только на время».

Александра встревожит деградация сословия Посвящённых, их намерение произнести Великое Заклинание:

«Высшее Знание учит, что боги появятся лишь там, где умы совершенно свободны. Порабощение сознания второго и третьего сословий означает конец надеждам на обожествление человечества. Пусть многие из мудрецов усомнились в Предании, но рождение богов остаётся, тем не менее, смыслом их жизни. Посвящённые готовы похоронить смысл существования ради… Да, ради чего?»

Александр станет перебирать в уме все возможности, но только одна из них покажется ему убедительной:

«В конечном итоге, они заботятся о самосохранении, а если совсем честно — о сохранении своего влияния. Их манит власть! Власть, а не Высшее Знание и не великая цель преображения мира. Сколько Посвящённых верит в рождение божеств? Что, если Высшее Знание стало для них средством, маскирующим подлинную цель, ту же самую, что преследовали и доисторические люди — власть!»

Эта простая мысль поразит Александра.

«Если всё обстоит именно так, — продолжит он рассуждать, — то схизма среди зелёных — это следствие ослабления духовности Посвящённых, а не её причина. Душа Мира должна была ответить на замутнение Мысли. Эфир возмутился, и беспокойство передалось наиболее чутким из зелёных плащей. Раньше равновесие опиралось на веру Первого Сословия. Они усомнились, и началось сползание к новой катастрофе».

Александр войдёт под очередной свод. В каменной нише прямо перед ним появится крупная сова. Она посмотрит ему в глаза. Александр взмахнёт рукой, птица с шумом взлетит и унесётся прочь по анфиладам галерей.

«Совы в библиотеке — плохой знак. Эфир омрачён душевным беспокойством».

Начнёт сквозить. Порыв ветра взметнёт лиловый плащ Александра, на стену упадёт хищная тень.

— Всё разрушено. Всё в руинах, — прохрипит вдали уже знакомый голос.

— Кто им дал право? Кто их просил? — донесётся из другой галереи. — Они нам в глаза улыбались с экранов, а сами планировали эту гнусность! Ненавижу! Ненавижу!

Голос раздастся с разных сторон, эхо ответит эхом.

— Только попробуйте отнять у меня гравюру! Слышите! Сволочи! Только попробуйте… Вы у меня всё отняли, а это я вам не отдам. Не отдам!

Потянет гарью и по́том. Пространство галереи заполнится страхом.

Александр закутается в плащ, невольно повторяя знакомое движение Начикета, будто этот жест сможет оградить его от опасности. Он попытается успокоиться и понять, что происходит.

«Наверное, галерея усиливает мои впечатления. Нужно побыстрее выбраться из библиотеки».

Александр прибавит шаг. В переходе справа что-то взревёт, ветер усилится. Александр заткнёт уши, чтобы не оглохнуть от нарастающего воя, в следующий же миг его подхватит порывом воздуха и швырнёт на пол. Он еле успеет выставить вперёд руки, чтобы не разбить лицо. Грохот станет нестерпимым, где-то под потолком грубый мужской голос заговорит на незнакомом языке. Александр даже не удивится тому, что поймёт каждое слово:

— Пять-восемь-шесть, я три-семь-четыре. Сектор чист, можно высылать санитарный отряд.