Ненадёжный признак

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да… В общем, инвизы выбирают детей, потому что они более уязвимы и доверчивы. Взрослый человек вряд ли станет угонять из супермаркета тележку с чужими покупками только чтобы посмотреть, как она будет весело нестись по склону навстречу подъезжающему трамваю, даже если его об этом попросит существо, которое, по его словам, желает ему только добра. У взрослых, правда, есть свои слабые стороны, например, частным случаем инвизов являются горные хюльдры, те запросто справляются со взрослыми мужчинами.

Рисунок в блокноте: силуэт высокой горы с пещерой на склоне. Табличка у входа в пещеру: «Здесь живут хюльдры».

Я не стал выспрашивать доктора, что это ещё за напасть такая. Поскольку он упомянул их мельком и к ним больше не возвращался, погуглю позже сам.

— Долгое время считалось, что никак нельзя помочь ребёнку, которого выбрал инвиз. Как правило, пока родители понимали, что происходит, инвиз уже полностью подавлял волю своего подопечного, и отвадить его не было никакой возможности. Редко, но бывало, что ребёнок был устойчив к влиянию инвиза, но тогда тот пропадал сам ещё на стадии, когда его можно было считать воображаемым другом. Противоборство детей и инвизов — с явным перевесом в пользу последних — продолжалось вплоть до 1956 года, когда в Швеции был изобретен прибор под названием «номокар».

Доктор Свантесон поморщился, словно те сухие факты, которые он излагал, по какой-то причине были ему неприятны.

— Может, нам сделать небольшой перерыв, что думаете, господин Тадзири? Что-то мы с вами засиделись.

05. Частный сыщик Дзиро Тадзири, Стокгольм

Доктор поднялся из кресла, являя весь свой немаленький шведский рост, а я от возмущения сразу не нашелся, что ответить. На самом интересном месте! Ну уж нет, дудки. Нечего тут откладывать! Поэтому я вежливо, но настойчиво попросил его рассказывать дальше.

— Хорошо, — не стал спорить он, — но я и на самом деле засиделся. Давайте глотнём свежего воздуха, прогуляемся на крышу, там и договорим.

И мы пошли гулять на крышу. Оказалось, что помимо офиса, который располагался на последнем этаже, в распоряжении доктора находилась ещё и просторная терраса на самой крыше. Да ладно, при желании он мог бы построить на ней маленький домик! Домика, впрочем, там не было, зато стояла крепкая дубовая скамья и несколько керамических кадок с вечнозелёными деревцами. Взгляд с террасы открывался такой, что мне прямо поселиться на ней захотелось. Как, наверное, здорово сидеть здесь в «синий» час, когда крыши, покрытые медными листами, медленно растворяются в темноте, оставляя только свои силуэты, а в домах начинают светиться оранжевые квадраты окон. А если взять с собой чашку зелёного чаю и парочку моти с голубикой4… Мнямс.

Доктор подошел к стеклянному ограждению, опёрся на него своими длинными руками и посмотрел на район Васастаден, раскинувшийся перед ним. Ровное поле нескончаемых коричневых и чёрных крыш, дымоходы, обитые жестью, купол кирки Густава Васы (это я в путеводителе вычитал), подъёмные краны где-то на границе района и безоблачное июньское небо над ним. Да, ради такого вида стоило сюда прогуляться.

Я решил подкормить свой инстаграм, дважды обошёл террасу по периметру, сделал несколько размытых снимков с тенями и тут же их запостил. Вайфай наверху был чумовой, так что много времени это не заняло. Кстати, я небольшой поклонник чётких фотографий. Люблю, когда на картинке не столько объект, сколько его настроение. Настроения на крыше было хоть отбавляй. Доктор изредка посматривал в мою сторону со своей обычной дружелюбной улыбкой, к которой я уже успел привыкнуть.

— Так что, господин Тадзири, с вашим расследованием? Кого вы, собственно, ищете, и как это связано с инвизами?

Я сунул мобильный в карман, достал из рюкзака прозрачную папку с фотографией Мичико Ёсикавы и протянул её доктору.

Он взял снимок, бросил на него взгляд, и вдруг его брови, похожие на пушистые перья полярной совы, удивлённо дрогнули. Потом он посмотрел на меня, как будто увидел впервые. Я, конечно, начинающий сыщик и пока плохо читаю европейские лица, но в этот момент мне стало кристально ясно, что доктор Свантесон, во-первых, видел Мичико раньше, а во-вторых, его что-то заинтересовало лично во мне.

Я лихорадочно начал просчитывать варианты. К доктору Свантесону мне порекомендовал обратиться господин Ёсикава. Он же сказал, что его дочь сейчас в Стокгольме. Возможно, он знал, что она поехала туда, чтобы встретиться со светилом в области инвизов. Тогда получается, доктор её знает, как свою пациентку. И тогда, учитывая соображения конфиденциальности, доктор не скажет мне о ней ни слова. Я же не из полиции, я же пришёл к нему с улицы. Есть малюсенький шанс, что их с Мичико связывают не профессиональные отношения, а скажем, он видел её на улице, или она его партнер по, ну не знаю, по лыжным прогулкам по крышам Васастадена… Ладно. Брошу пробный шар.

Я вдохнул поглубже и прямо спросил доктора, знает ли он эту девушку.

— Да, — просто ответил он, — но вы же понимаете, я не смогу вам ничего о ней рассказать. Профессиональная этика…

И я остался ни с чем. Доктор вернул мне фотографию и сел рядом со мной на скамью.

— Красивая девушка, — заметил он. — Похожа на куколку-кокэси. Что вы знаете о её инвизе?