— Ну конечно! — ответил он.
Ты посмотри, какой он вдруг энергичный. Быстро взял себя в руки, элегантные черты преобразились. Андерсон занес над желтым блокнотом отточенный карандаш.
— Когда Ноа впервые сделал что-то необычное? Вы помните?
— Пожалуй… ящерицы.
— Ящерицы? — Он уже строчил вовсю.
— Ноа было два года. Мы пришли в Музей естествознания. На выставку ящериц и змей. И он… как бы это… — Джейни помолчала. — Он оцепенел — иначе, пожалуй, не скажешь. Замер перед первым же вольером и взвизгивает. Я думала, ему нехорошо, и тут он говорит: «Смотри, лесной дракон!»
Она глянула на Андерсона — тот напряженно слушал. Других психологов ящерицы не заинтересовали. Андерсон склонился над блокнотом еще что-то записать, и Джейни заметила, что у него на рукаве синего свитера, такого мягкого и, похоже, дорогого, зияет дыра. Этот свитер, наверное, ровесник Джейни.
— Я очень удивилась, у него тогда был небогатый запас слов, ему же всего два годика, только «хочу мам-мам и воду и уточку и молоко».
— «Мам-мам»?
— Он обычно так меня зовет. Или «мама-мам». Завел для меня отдельное имя. В общем, я решила, что он все придумал.
— Что придумал?
— Название. Лесной дракон. Оно такое, как из детского сна. Дракон, который живет в лесу. Ну, я посмеялась — надо же, думаю, как мило. И сказала: «Вообще-то, малыш, это называется…» — и посмотрела — ну, на табличку. А там написано — «гребенчатый лесной дракон»… Я его спрашиваю: «Ноа, откуда ты знаешь про лесных драконов?» А он отвечает… — Джейни снова посмотрела на Андерсона. — Он отвечает: «Потому что у меня такой был».
— «Потому что у меня такой был»?
— Я подумала… Даже не знаю, что я подумала. Что он ребенок, выдумывает всякое.
— И дома вы ящериц никогда не держали.
— Боже упаси.
Андерсон засмеялся, и внутри у Джейни что-то распустилось. Какое это облегчение — спокойно поговорить о странностях сына.
— И так было не только с лесными драконами. Он всех ящериц знал.
— Знал, как они называются, — пробормотал Андерсон.
— Всех ящериц на выставке. В два года.