Джейни это снится? Или все взаправду?
— Томми. Иди сюда, — сказала эта другая мама. И раскинула белые руки. — Иди к мамочке.
Ноа отвесил челюсть.
Мелисса подхватила его с дивана, словно тряпичную куклу.
Не может такого быть, подумала Джейни. У него такое же раздражение на плечах, как у нее, Джейни. Спустя считаные секунды после его рождения она поднесла Ноа к груди, и он присосался тотчас. «Сразу видно профи», — гордо сказала акушерка.
— Ой, мальчик мой. — И Мелисса заплакала ему в волосы. — Прости, прости меня.
— Э! — сказал на это Ноа. В ее объятиях у него уже порозовел лоб, и слово выпало изо рта каким-то писком.
Когда Ноа вынули из Джейни, врач поднял его повыше, чтоб она посмотрела. Ноа был еще привязан к ней пуповиной, весь в крови и белой первородной смазке. Лицо багровое, перекошенное, прекрасное.
— Деточка, прости меня. Я сглупила, — сказала Мелисса. Голос хриплый. По щекам течет тушь. — Я знаю, что я наделала. Я всегда проверяю задвижку. Я думала, что проверила. Я дура.
Джейни еле видела макушку Ноа. Лица не видела вообще.
— Э! — снова пискнул Ноа. — Э!
— Я не закрыла задвижку! Я всегда проверяю. Какая же я дура. — Мелисса вцепилась в его закаменевшие плечи, и кожа у него пошла пятнами, ярко покраснела, под цвет футболки «Вашингтон Нэшнлз». — Но почему ты
— Э! — ответствовал Ноа.
Да только это не «э!», вдруг сообразила Джейни. Он говорит «нет».
— Нет, — повторил Ноа. Выгнул шею, высвобождая голову, и Джейни разглядела, что глаза у него крепко зажмурены. Он извивался, но никак не мог вырваться. — Нет-нет-нет!
— Я же не знала, что ты пойдешь в бассейн, — задыхаясь, тараторила Мелисса. — Мне в голову не пришло. Но ты же умел плавать! Ты умел. Господи, какая я дура, Томми. Твоя мамочка дура! — Она отерла глаза и наконец отпустила Ноа.
Он попятился. Его так трясло, что стучали зубы. Джейни шагнула к нему:
— Ноа, ты как?
— Томми. — Мелисса вновь простерла к нему мягкие белые руки.
Он переводил взгляд с одной женщины на другую.