— Уйдите! — заорал он. — Уйдите!
Он отступал от них подальше, перевернул столик, рассыпал печенье по полу.
— Где моя
— Ноа… — начала Джейни. — Малыш, послушай меня…
Но он закрыл глаза, заткнул уши руками и громко запел, чтоб ничего не слышать.
В гостиную ворвался Андерсон, а за ним Джон с младенцем в одном подгузнике. Джон обозрел всю сцену — сначала Ноа, затем свою жену с черными полосами по щекам, точно следы покрышек на шоссе.
— Вы что натворили? — спросил он.
Ноа сидел за столом в кухне, зажмурившись и заткнув уши. И по-прежнему пел. Не желал даже посмотреть на Джейни, а когда она положила руку ему на плечо, заерзал и отодвинулся. На блестящей мраморной столешнице стояло новое блюдо печенья. Их запах пропитал всю кухню, сильный и тошнотворный, как ошибка, которую поздно исправлять.
Андерсон откашлялся. Глаза б мои тебя не видели, подумала Джейни.
— Мы ошиблись. — Говорил он то ли со всеми разом, то ли вообще ни с кем. — Похоже, это не то предыдущее воплощение. — Никто ему не ответил. — Дайте я объясню… — продолжил он, но больше не сказал ничего. Похоже, он в тупике — может, тыкался в тупик носом с самого начала.
Мелисса сгорбилась за столом. Она прикусила губу, и губа теперь кровоточила. На воротнике желтой блузки пятно крови, кровью измазаны белые зубы.
— Я думала, я что-нибудь пойму, — пробормотала она.
В волне ее светлых волос Джейни разглядела седую прядь.
Джон с пачкой детских салфеток отирал жене лицо, сунув младенца под мышку, точно гигантский ерзающий футбольный мяч.
— Нечего тут понимать, — сказал Джон. — Это был несчастный случай.
Он нежно отер с ее щек и подбородка черные следы. Мелисса не сопротивлялась — сидела, безвольно уронив руки на колени. Он смывал ей макияж, и она становилась моложе — совсем ребенок.
— Ты всегда так говоришь, — простонала она. — Но это же я виновата.
— Задвижку оставила открытой не ты. — Младенец взвыл. — Ты сама это знаешь. Такое может случиться с кем угодно. Не повезло.
— Но он же учился…
— Он неважно плавал.