Забытое время

— Извините, что лезу не в свое дело, — буркнула она и перевела взгляд на баллон. Наполовину пуст.

— Знаете, что тяжко, миссис Крофорд? Трубки эти в носу. Вот они чертовски бесят. Может, вынете?

— Вы же понимаете, что я не могу.

Мистер Костелло упрямо ей улыбнулся:

— Это почему еще? Какая разница?

— Можно вазелином смазать — вам полегчает.

— Да нет, не беспокойтесь.

Он посмотрел на свои руки. Кожа тонкая, отметила Дениз, как бумага, на которой пишут письма из-за океана. Интересно, пользуются ли ею по-прежнему, пишут ли письма вообще? Наверное, только электронные. Дениз такие письма получала лишь от Генри, давным-давно. Тонкие голубые конверты прилетали аж из Люксембурга, или из Манчестера, или из Мюнхена в ее маленький почтовый ящик в Миллертоне, штат Огайо, и она стояла на дорожке, и письма эти пульсировали жаром в руках. Дениз долгими часами разглядывала синие чернильные каракули на тонком листке, разбирала слова, перечитывала нежности, брошенные между делом, — и хотел, чтобы ты была здесь и тоже услышала. То было в самом начале, прежде чем они с Генри поженились, — она работала помощницей преподавателя, а он играл по клубам Дейтона и гастролировал.

Я о том и толкую, сказала она себе. Вот зачем об этом сейчас вспоминать? Что со мной такое?

— Я всю жизнь думал: помрешь — и тебе капут, — говорил между тем мистер Костелло. — Всему крышка, и тебе крышка. Но честно вам скажу: я иногда сомневаюсь. Я не верю ни в Бога, ни во что. Поймите правильно. Но у меня, пожалуй, неплохое предчувствие.

— Рада слышать, — откликнулась Дениз. Она все возилась с кислородным баллоном. Менять пока не надо, решила она. Может, этот баллон и мистера Костелло переживет.

В четыре, закончив с подкладными суднами, перевернув мистера Рэндольфа и заглянув к миссис Родригес — эта обалдевшая полуулыбочка скрашивает дни, — Дениз позвонила Генри. Стояла у сестринского поста, слушала, как телефон все гудит и гудит, собралась было повесить трубку, и тут ей в ухо прыгнул голос:

— Лло? Лло?

Она ничего не сказала. Из трубки доносилась знакомая музыка. «Панноника» Телониуса Монка[36]. Музыка жестко ударила ее под коленки. Еще можно повесить трубку…

— Дениз? Ты?

— Я.

Он усмехнулся:

— Как не узнать это молчание.

— Ну да, — ответила она. И помолчала еще, пусть послушает.

— Чарли как?