По настоятельной просьбе того же Андрея я помалкивала об анониме, шантажировавшем Пунцова. Вышло, что профессор позарился на драгоценности, которые, по легенде, были спрятаны в тайной нише в стене. Стенку-то он сломал, только не нашел ничего. Рыбников в этот момент истории над покойным не по-христиански смеялся и обзывал наивным дурачком. Зря, нельзя глумиться над умершими. История у нас выходила не очень ладная, да и Толю не смогли найти ни по адресу прописки, ни по оставленным телефонам, но вскоре все утихло. По слухам, переданным через ту же Аньку и ее тетку, в здании дворца начался настоящий ремонт — восстанавливали стену между Гербовым залом и архивом. Я старательно опускала глазки, когда это слышала, чувствуя свою вину. Но что сделано, то сделано.
Сами украшения я решилась рассмотреть, только когда следствие было позади. До этого я держала их в банковской ячейке, опасаясь, что и ко мне нагрянут с обыском. То, что при обыске и ячейку изымают, почему-то в мою голову в тот момент не приходило. Стресс меня извиняет.
Количество и качество драгоценностей оставляло желать лучшего. Удивительным казалось, что такой скудный набор вещиц мог будоражить умы и сердца некоторых любопытствующих целую сотню лет. Воистину легенды часто расходятся с действительностью.
Серебряная цепочка с крестиком была очень тонка. Честно говоря, я ее совсем не так себе представляла. Видели, какие у попов в церквях нательные кресты? Их с порога видно. Наверно, в те времена кичиться дорогими изделиями было не принято, по крайней мере у представителей духовенства.
Фотографий прадеда, к сожалению, не осталось никаких. Но я влезла в интернет и поискала изображения священников и служб рубежа девятнадцатого-двадцатого веков. На всех фотографиях батюшки носили солидные кресты, которые удержать могли только широкие цепочки из драгметаллов. Это был второй звоночек.
Ночью я долго не могла уснуть, и неожиданно в моей памяти всплыл разговор Смирнова с братками из джипа. «Ищешь?»
Я резко села и больше уже не уснула.
Ранним утром я отправилась в экспедицию по московским и подмосковным усадьбам. Успела посетить несколько из тех, которыми владел или где подолгу останавливался Сергей Голицын. В Кузьминках мне повезло. Пожилая работница, узнав, что я из «своих» (я сказала, что работала вахтером в Дубровицах, что не было таким уж отходом от истины), доверительно поведала, что какой-то маньяк около месяца назад кощунственно разломал стену во дворце. Но благодаря ему обнаружилась потайная ниша. Никто не знал, что она там есть. На новых чертежах ее не было, а старые кто-то украл из архива. Историки теперь работают на месте, дворец закрыт на ремонт. Однако гуляют сплетни, что на самом дне ниши был обнаружен старинный перстень. Что еще там было до вторжения, никто никогда не узнает.
Вернувшись домой, я стала выхаживать по комнате, от окна до двери и обратно — и так восемнадцать раз. Я вспомнила Пунцова. «Я придумал, как увести следствие по ложному следу…»
Гениально!
«Значит, не везет тебе, да? Мне братаны сказали, что ты здесь теперь… Ну ищи, удачи тебе!» — «И найду!»
Никто не знает, что было найдено в Кузьминках. И если бы не перстень…
Я схватилась за телефон.
— Я уж не надеялся…
— Нужно поговорить! — Я назвала свой адрес, но Смирнов ни разу ничего не переспросил и не уточнил, что навевало определенные подозрения, потому что название моя улица носит замысловатое, а приехал в мой город вообще в рекордные сроки. В квартиру я его все-таки не пустила, общались мы на детской площадке, которая в этот час была пуста.
— Догадалась все-таки? — с места в карьер спросил Смирнов, глядя на свои ботинки.
— Кузьминки?
— Ага. Но если братки узнают, стребуют с меня половину, я им должен…
— Поэтому делаешь вид, что продолжаешь искать.
— Именно.