— Неужели?
— Его звали вовсе не Мадленом, а каким-то отвратительным прозвищем, что-то вроде Вежана, Божана, Бужана.
— Ах, боже мой!
— Его арестовали.
— Арестовали?
— Он в тюрьме, в городской тюрьме, покуда его не переведут.
— Скажите! Куда же его переведут-то?
— Сначала его еще будут судить за грабеж на большой дороге, когда-то совершенный им.
— Ну, по правде сказать, я так и знал. Этот человек был слишком добр, слишком безукоризнен, слишком набожен! Он отказался от ордена и раздавал милостыню разным маленьким негодяям, которых встречал на дороге. Я всегда был уверен, что тут кроется что-то неладное.
Салоны в особенности были неистощимы по этому предмету. Одна старая дама, подписчица газеты «Белое знамя», изрекла следующее глубокомысленное размышление.
— Я этому рада. Это урок бонапартистам!
Таким-то образом призрак, носивший имя Мадлена, мало-помалу рассеялся в городе Монрейле. Всего три-четыре человека остались верными его памяти, в том числе старуха-привратница, служившая ему.
Вечером того же дня добрая старуха сидела в своей сторожке, еще вся взволнованная и погруженная в печальные размышления. Фабрика была закрыта целый день, ворота заперты, улица пустынна. Во всем доме не было ни души, кроме двух монахинь, сестры Симплиции и сестры Перпетуи, которые сидели над телом Фантины.
Около того часа, когда Мадлен обыкновенно возвращался домой, добрая женщина машинально встала, взяла из ящика ключ от комнаты господина Мадлена и подсвечник, который он брал каждый вечер, поднимаясь на лестницу, потом повесила ключ на обычный гвоздик, а подсвечник поставила около, словно ждала его. Потом она опять уселась на место и задумалась. Бедная старуха проделала все это совершенно бессознательно.
Только по прошествии двух часов она вышла из задумчивости и вдруг воскликнула:
— Господи Иисусе, а я повесила ключ на гвоздик!
В эту самую минуту форточка сторожки отворилась, чья-то рука просунулась в отверстие, схватила ключ и зажгла свечку о другую, горевшую в сторожке.
Дворничиха подняла глаза и замерла, сдерживая крик, готовый сорваться с ее губ. Она хорошо знала эти пальцы, эту руку, этот рукав.
Это был господин Мадлен.
Прошло несколько секунд, прежде чем она была в состоянии говорить, ошеломленная, как она сама выражалась впоследствии, рассказывая это приключение.