В эту минуту Фошлеван дошел до того состояния, когда человек уже не знает, что говорит.
— Да пойдем же наконец, выпьем, — крикнул он, — говорят вам, что я плачу!
— Когда уложим ребеночка.
Третий ком земли полетел вниз.
Потом он воткнул лопату в землю и прибавил:
— Видите ли, нынче ночью будет холодно, и покойница закричит нам вслед, если мы так бросим ее без одеяла.
В эту минуту, набирая свою лопату, он наклонился, и карман его куртки раскрылся.
Растерянный взор Фошлевана машинально упал на этот карман и остановился на нем. Солнце еще не зашло; было достаточно светло, чтобы можно было различить что-то белое в глубине раскрытого кармана. Искра сверкнула в глазах пикардийского крестьянина. Ему пришла в голову мысль. Незаметно для могильщика, поглощенного своей работой, он запустил ему руку в карман и вытащил белый предмет, высовывавшийся оттуда.
Могильщик бросил на гроб четвертый ком земли. В эту минуту, когда он обернулся, чтобы захватить пятый, Фошлеван взглянул на него с невозмутимым спокойствием и проговорил:
— А кстати, при вас билет?
Могильщик остановился.
— Какой билет?
— Солнце уже почти зашло.
— Ладно, пусть себе надевает ночной колпак.
— Кладбищенские ворота закроются.
— Прекрасно, что же из того?
— Да есть ли у вас билет-то?
— А, билет? — догадался наконец могильщик и принялся шарить в кармане.
Порылся в одном кармане, потом в другом. Перешел затем к жилетным кармашкам, обыскал один, вывернул другой.
— Нет у меня билета, — проговорил он. — Должно быть, я где-то оставил его.