— Молчи! — остановил ее муж. — Отменяю свободу слова!
И, разорвав женскую рубашку, которая была на нем, он оторвал от нее кусок холста и обвязал окровавленную руку дочери.
Покончив с этим, он с удовольствием взглянул на свою разорванную рубашку.
— Теперь и рубашка готова, — сказал он. — Все в порядке.
Ледяной ветер со свистом врывался в комнату. Туман проникал в нее снаружи и расстилался, как беловатая вата, растягиваемая какими-то невидимыми руками. В разбитое окно виден был падающий снег. Холод, который предвещало солнце, выглянувшее накануне, в день Сретения, действительно наступил.
Отец оглядел комнату, как бы желая убедиться, не забыл ли чего, и, взяв старую лопатку, засыпал золой мокрые головни, чтобы совсем закрыть их.
Потом он выпрямился и прислонился к камину.
— Ну, теперь мы можем принять благотворителя, — сказал он.
VIII. Солнечный луч в трущобе
Старшая дочь подошла к отцу и дотронулась до его руки.
— Пощупай, как мне холодно, — сказала она.
— Пустяки! — отвечал он. — Мне еще холоднее твоего.
— У тебя всегда всего больше, чем у других, — горячо проговорила жена, — даже дурного!
— Молчать! — крикнул старик и так взглянул на нее, что она не решилась продолжать.
На минуту наступило молчание. Старшая дочь равнодушно счищала грязь с подола плаща. Младшая продолжала плакать. Мать обхватила ее голову руками и, осыпая ее поцелуями, шептала:
— Сокровище мое, успокойся, пожалуйста, это скоро пройдет! Не плачь, а то отец рассердится!
— Нет, — сказал старик, — напротив, реви погромче. Это даже хорошо.
Потом он обратился к старшей дочери:
— А его все нет! Что, если он совсем не приедет? Неужели я зря погасил огонь, пробил стул, разорвал рубашку и выбил стекло?
— И ранил девочку! — прошептала мать.