Мариус с тяжелым сердцем хотел уже спуститься со своего импровизированного наблюдательного поста, когда какой-то шум привлек его внимание и удержал на месте.
Дверь комнаты вдруг отворилась. На пороге показалась старшая дочь. Она была в грубых мужских башмаках, перепачканных грязью, которая обрызгала даже ее покрасневшие лодыжки, и старом, дырявом плаще; Мариус не видел его, когда она приходила к нему; должно быть, она сняла его за дверью, чтобы возбудить к себе побольше сострадания, а потом опять надела.
Она вошла, толкнула ногой дверь, чтобы та заперлась, перевела дух — она совсем запыхалась — и крикнула с выражением радости и торжества:
— Он идет!
Отец взглянул на нее, мать повернула голову, младшая сестра осталась неподвижной.
— Кто? — спросил отец.
— Господин…
— Благотворитель?
— Да.
— Церкви Сен-Жак?
— Ну да.
— Старик?
— Конечно, старик.
— И он придет?
— Сейчас, вслед за мной.
— Ты знаешь наверняка?
— Наверняка.
— И ты говоришь правду? Он действительно придет?
— Он едет в фиакре.
— В фиакре? Да это Ротшильд!