— Он отделался от запряжки.
И Монпарнас торопливо рассказал Гаврошу, как Бабэ в тот же день утром ухитрился улизнуть из Консьержери, куда его перевезли было; ему нужно было повернуть направо, в «коридор следствия», а он вместо того сумел повернуть налево и скрылся.
Гаврош подивился ловкости Бабэ.
— Ловкач! — похвалил он.
Добавив еще несколько подробностей о побеге, Монпарнас сказал:
— О, это еще не все!
Слушая Монпарнаса, Гаврош взял у него из рук тросточку, машинально потянул ее за верхнюю часть и вытащил из нее кинжал.
— Ага, — одобрительно воскликнул мальчик, вставляя на место оружие. — Ты, однако, с запасцем!
Монпарнас подмигнул глазом.
— Черт возьми! — продолжал Гаврош. — Уж не собираешься ли ты сцепиться с фараошками?
— Кто знает? — с видом равнодушия отвечал Монпарнас. — Не мешает на всякий случай иметь при себе булавку.
— Что же ты думаешь делать нынче ночью? — спросил Гаврош.
— Так… кое-что, — с напускной важностью процедил сквозь зубы Монпарнас; потом, вдруг переменив предмет разговора, воскликнул: — Да, кстати!..
— Что такое? — полюбопытствовал Гаврош.
— Вспомнил кое-что. Представь себе: на днях встречаю одного буржуа, который наградил меня прекрасной проповедью и еще более прекрасным кошельком. Проповедь, конечно, я тотчас же забываю, а кошелек кладу в карман. Минуту спустя мне приходит в голову фантазия полюбоваться прекрасным подарком. Я опускаю руку в карман, ищу и ничего не нахожу: кошелек исчез!
— Осталась, значит, одна проповедь? — насмешливо проговорил Гаврош.
— Да, а ты куда сейчас идешь?
— Иду укладывать спать вот этих ребятишек, — ответил Гаврош, указывая на своих опекаемых.
— Где же ты их уложишь?
— У себя.