Постель Гавроша была вполне «как следует» — с тюфяком, «одеялом» и «альковом с пологом». Тюфяком служила соломенная циновка, одеялом — большая, почти новая и очень теплая серая шерстяная попона, альков же был устроен следующим образом: три длинных шеста — два спереди, один сзади — были прочно закреплены внизу брюшной полости слона, а верхушками связаны вместе, так что получился пирамидальный шатер. На этот шатер была накинута проволочная сеть, искусно прикрепленная к шестам. Сеть эта составляла часть клетки, в которых помещаются в зверинцах птицы. К «полу» она была прикреплена рядом тяжелых камней, положенных на ее края. Под этим-то шатром, очень напоминавшим экскимосский, и находилась постель Гавроша. Шесты представляли «альков», а сеть — «полог».
Гаврош раздвинул несколько камней спереди, и «полог», плотно запахнутый, раскрылся.
— Ну, малыши, вот вам и постель; ложитесь! — сказал гамен, помогая им пробраться под шатер.
Потом он сам забрался вслед за ними и так же плотно закрыл опять полог и прикрепил его камнями, но только уже с внутренней стороны. Все трое растянулись на циновке.
Как ни были малы ребята, но ни один из них не мог бы стоять в алькове, потому что он был слишком низок.
Гаврош все время держал в руке свою «крысу».
— Теперь извольте дрыхнуть! — скомандовал он. — Я потушу канделябр.
— Сударь, — спросил старший мальчик, показывая на сетку, — а это что такое?
— Это от крыс, — с важностью отвечал Гаврош. — Дрыхните же, говорю вам!
Однако через секунду он счел нужным снизойти к незнанию малюток и прибавил им в поучение:
— Все, что вы здесь видите, взято мною из зоологического сада от зверей. Там всего этого много, целая кладовая. Стоит только перелезть через стену, вскарабкаться в окошко, проползти под дверь, и бери что хочешь.
Во время этого объяснения он закутывал меньшего мальчика частью попоны.
— Ах, как тепло! Как хорошо! — бормотал обрадованный ребенок. Гаврош с довольным видом полюбовался на одеяло и сказал:
— И это тоже из зверинца. Это я взял у обезьян.
Затем, указав на циновку, которая была очень толстая и превосходной работы, прибавил:
— А это я взял у жирафа. — После небольшой паузы он продолжал: — Это все было у зверей. Я отнял у них. Они на это не рассердились. Я им сказал: «Это для слона». — Он снова немного помолчал и потом пробурчал: — Лезешь себе через стены и знать никого не хочешь. Да и чего бояться?
Дети с изумлением и боязливым уважением смотрели на это предриимчивое и изобретательное существо, которое было таким же бродягой, как они, таким же одиноким и жалким, но в котором было что-то особенное, что-то могучее, казавшееся им сверхъестественным, и лицо которого представляло собой смесь ужимок старого фокусника в соединении с самой прелестной, самой наивной улыбкой.
— Сударь, вы, значит, не боитесь жандармов? — робко спросил старший из мальчиков.
— Малыш, нужно говорить не жандармы, а фараоны, — наставительно заметил Гаврош.
Младший лежал молча, с широко открытыми глазами. Так как он находился с краю циновки, между тем как брат его приходился посередине, то Гаврош загнул вокруг него одеяло, как сделала бы мать, и устроил ему с помощью старых тряпок, подсунутых под циновку, нечто вроде подушки.