При этом был один, скажем так, пикантный момент в камбузном наряде, о котором хочется сказать особо, – это загрузка продовольствия на очередные сутки и перевозка его со склада на камбуз.
Фишка, как теперь говорят, состояла в том, что в наряд на камбуз заступала половина взвода, вторая половина заступала в караул. В другой раз те, кто заступал в прошлый раз в караул, шли на камбуз. Так вот, обязанностью камбузного наряда было обеспечить своих товарищей в карауле доппитанием в виде сливочного масла, потому как положенные по норме 25 граммов в сутки на человека – это… ну, вы сами понимаете. К этому опытные курсанты готовились, а неумелые и нерасторопные – учились. Доппаек можно было добыть только при погрузке продовольствия. Происходило это так. Человек пять-шесть загружались в фургон «продуктовки» (машины «ГАЗ-53»), за рулем матрос кадровой команды, в кабину садился начальник столовой – старый и хитрый мичман Мерсопян (по училищу ходила безобидная поговорка: «Самый хитрый из армян – это мичман Мерсопян»), и мы ехали на продсклад училища. Продсклад находился на другом конце территории, время в пути составляло 3–4 минуты.
Свет в фургоне включался из кабины водителя. По прибытии на склад мичман в соответствии с накладными отбирал и взвешивал масло, крупы, картошку, рыбу, мясо. Но все это пока в машину не заносилось. После того как все продукты, необходимые на сутки, были отобраны, время начинало сжиматься прямо на глазах – мичман приступал к командованию непосредственно погрузкой, кладовщики продсклада следили за курсантами, чтобы мы не прихватили чего-нибудь лишнего.
В первую очередь в фургон заносилось масло и ставилось в самый дальний угол. Потом по указанию мичмана на него ставились или ящики с томат-пастой, или мешки с макаронами, вокруг укладывались мешки с картошкой, блоки с мороженым хеком – в общем, сливочное масло всегда было погребено на самом дне загруженного почти на три четверти фургона. Загрузка осуществлялась в быстром темпе, после чего погрузочный расчет запрыгивал в фургон, мичман закрывал дверцы, садился в кабину, а машина неслась к заднему двору камбуза, где мы должны были выгружать продукты уже для варки, жарки, чистки и т. д. Свет в фургоне не включался, темнота была абсолютная. И вот за эти 3–4 минуты езды в подпрыгивающей машине с заносами и поворотами надо было совершить несколько стремительных действий.
Во-первых, оторвать от одного из бумажных мешков кусок бумаги, желательно – чистый, то есть, если мешок многослойный, откуда-то из середины. Во-вторых, запомнив, что и как навалено на упаковки с маслом, аккуратно разгрести наваленное. В-третьих, один из нас с зажатой в зубах, заранее приготовленной ниткой должен подобраться к неполной упаковке масла, развернуть ее и ниткой, обмотанной вокруг больших пальцев рук, отхватить кусок масла, достаточный для того, чтобы составить весомую добавку для 14 человек караула. И, кстати, в то же время такой, чтобы экспроприация была не сильно заметной. В-четвертых, нужно было восстановить в полной темноте по памяти нарушенную целостность кучи продовольствия – по возможности в том же порядке. Наконец, в-пятых, следовало спрятать под робой отрезанный кусок масла так, чтобы он не выпирал и не выпал при десантировании из фургона. Учитывая, что почти все мы были поджарые и мускулистые (чему очень способствовали регулярные зачеты по бегу, гирям и подтягиванию на перекладине), а матросские наши робы частенько были на размер больше, места под робой, особенно если еще втянуть живот, хватало.
В общем, дел было много, но совместными слаженными усилиями мы как-то ухитрялись проделывать эти операции. И вот момент подъезда машины к дверям камбуза. Мичман открывает дверь, взгляд на кучу продуктов, на угол, где лежит масло. Второй, обшаривающий взгляд – на каждого из пятерки. Все чисто. «Ну, бойцы, давай, быстрей выгружай!» – командует мичман. Работа пошла, теперь уже в обратную сторону. Картошку – рядом, в отсек для чистки картошки. Макароны, муку – в помещения рядом с варочным цехом. Консервы, томат-пасту, крупы – можно прямо в варочный. В этой суете курсант со спрятанным на теле свертком масла незаметно отделялся от потока снующих туда-сюда переносчиков провизии и бегом летел в караулку, передать долгожданный доппаек. Учитывая, что пробежать надо было половину училища и при этом вертеть головой во все стороны, чтобы не нарваться на офицеров дежурно-вахтенной службы или строевого отдела, задача тоже была ответственной.
И вот как-то раз в момент выгрузки один из наших, Серега Бровко, пошел в отсек для чистки картофеля, чтобы забрать сверток с маслом, запрятанный в ящик с картошкой, и отправиться с ним в караулку. И вдруг мы видим, что туда же заходит начальник столовой мичман Мерсопян. Конечно, мы приготовились к самому худшему – разбирательство, расследование, наказание и прочее. Оттуда – тишина. Потом мичман вышел, следом вышел Серега. На наши вопросительные взгляды хитро подмигнул и показал большой палец – не волнуйтесь, мужики, все в порядке. Тут к мичману подошел заступивший дежурный по столовой, тоже мичман, они о чем-то еще говорили, что-то проверяли, и, в общем, прошло минут десять, пока мичман Мерсопян не ушел куда-то по своим служебным делам. Потом наконец ушел и дежурный по столовой. Мы окружили Серегу: «Ну, ты как? Как тебя не словил мичман?» – «Да все в порядке, мужики, я уже с маслом был, но услышал, что Мерсопян вот-вот зайдет!» – «Так куда ты дел масло?» – «Под подоконник на батарею засунул!»
Неожиданно наступила тишина – мы переваривали услышанное, потом, не сговариваясь, бросились в картофельную. На дворе был февраль 1973 года, но училищная кочегарка работала исправно, и батареи отопления были очень даже горячие. Когда мы вбежали в отсек, тишину прервали наши выражения, которые, если их перевести с военного на обычный язык, звучали примерно так: «Серега! Какой же ты не совсем умный человек! Ты поступил очень неправильно, положив масло на раскаленную батарею!» Ну, и еще что-то в этом духе. Серега глядел на дело рук своих, хлопал глазами и молчал. А что тут скажешь – возле одной из батарей под окном растекалась лужа растопленного сливочного масла, на батарее лежал обрывок бумажного мешка. Пришлось срочно сгонять это масло в отверстие для слива воды в центре помещения, да и помыть батарею заодно.
Ну, а нашим в караул мы закинули бачок свежепожаренной ночью картошки, так что доппаек все-таки получился.
Вот такой случай засел в памяти. Интересно, а сейчас как там, у первокурсников?
Владимир Цмокун
Не надо биться о гитару головой
Почему офицер флота должен стойко переносить «сильную жару в квартире от работающих батарей отопления»?
В декабре 1988 года я впервые шел на рейсовом пароме на остров Русский, так как был назначен старшим помощником начальника организационно-планового отделения 202-го отдела тыла Тихоокеанского флота (ТОФ). За спиной было 11 лет службы, в том числе и корабельной. Нашел расположение части, поднялся на второй этаж.
Дежурный по отделу, узнав, что я прибыл для дальнейшего прохождения службы, очень обрадовался. Причина радости была понятна – в графике дежурств появился еще один активный «штык», значит, нагрузка на остальных уменьшится. Вскоре я уже стоял перед дверью с надписью «Начальник 202-го отдела тыла ТОФ». Зашел, представился, как положено.
Командир части, капитан 2 ранга Станислав Никифорович Птух, с прищуром несколько секунд смотрел на меня, потом спросил:
– Слушай, Цмокун, а не пересекались мы с тобой на Дахлаке?
– Точно, – ответил я, вспомнив, что несколько лет назад на боевой службе наш корабль заходил на несколько недель для мелкого ремонта на базу материально-технического обеспечения Дахлак на Красном море в Эфиопии, где в то время служил и мой новый командир. Там мы с ним и виделись где-то мельком.
В общем, после коротких воспоминаний о тех славных временах Станислав Никифорович неожиданно усадил меня на небольшой диванчик рядом со столом и сказал:
– Володя, ты очень вовремя прибыл.