А когда мне было уже около сорока, я опять приехал в Звенигородку, но о Боре тогда я ничего толком так и не узнал. Ясно было только одно – вылечился, вроде, но как-то не очень. Из маслосыроделов его уволили, и только его мама увидела как-то меня на улице, поговорили, а потом она кому-то и сказала: – «Ну, Коля – молодец, он хорошо выглядит». Больше о Боре я ничего и не знаю. Такой, вот, грустный рассказ.
Николай Ткаченок
Толя К.
Был у меня друг Толя К., о котором я здесь и пишу. Поэт Симонов в таких случаях говорил так: – «Дружили еще с Гражданской, еще с двадцатых годов». Ну, ту Гражданскую я помню плохо, я тогда был еще маленьким, я, ведь, родился только в 1937-м, и сейчас я знаю только нынешнюю, но, тоже Гражданскую. Война эта никогда и не прекращалась.
А рассказываю я здесь о Толе только для того, чтобы он, хоть как-то, хоть после своей смерти, послужил людям. Ведь, жизнь, она такая простая, и, одновременно, такая сложная, что разобраться в этом трудно, особенно, молодым.
А почему я пишу, именно, о Толе? Да потому, что никто не знает его лучше меня. А ведь, каждый человек имеет право быть увековеченным, каждый этого заслуживает. А Толя о себе никогда ничего не писал, и, уже не напишет, у него и компа-то никогда не было, потому я и пишу сегодня за него, без его разрешения, потому что и разрешение-то, взять у некого. Только, не надо врать! Вот, и я постараюсь. Как на Библии.
А дружили мы с Толей еще с 1954-го, с года нашего поступления в ХМУ МРП, и до 2017, когда Толя и умер, в свой 81 год. То есть, ровно 63 года, что, само по себе, и немало, но, гораздо важнее те уроки, которые дает нам сегодня Толя К.
Итак, начало 1958-го. С московскими направлениями в карманах прибыли мы в рыбацкий городок Пионерский, что в Калининградской области, чтобы здесь начинать свою карьеру блестящих морских офицеров. Весь мир был у наших ног. Вскоре выяснилось, однако, что жизнь не такая блестящая, и смотрим мы на нее совсем по-разному.
Понимаете, все люди разные, в чем и состоит сила и прочность нашей популяции; одни рождены, чтобы отдавать что-то обществу, а другие – чтобы что-то брать от него. Так было всегда. Иначе и не бывает, иначе человек не был бы человеком, а оставался бы обезьяной. Понимаете, грань между этими двумя половинками любого народа совсем незаметна, люди, почти всегда, на первый взгляд, кажутся абсолютно одинаковыми, полоска между ними почти совсем неощутима, она витает где-то в воздухе, ее не видно, но она есть. Пустяк какой-то, но от него зависит очень многое; от него зависит судьба и жизнь каждого отдельного человека, каждого народа, и, всего человечества. Что сегодня весьма актуально, особенно, на фоне этих историй с иммигрантами. Им, ведь, тоже хочется вкусить от европейского благополучия.
Была такая ниточка и между Толей, и мной. А когда все это началось? Один умный писатель сказал так: – «Все мы из нашего детства». Когда мы с Толей были еще детьми, его отец был каким-то торговым воротилой в одном украинском городе. А мой отец всегда был сапожником, но, уже в другом украинском городке. Вы поняли, как это обстоятельство скажется потом на их детях? Недаром говорят, что детей надо закалять трудностями жизни, а если детей баловать, то из них хорошие разбойники получатся. Но, это так, для смеху, это только в популярном художественном произведении. Хотя… Помню, в 1958-м, в самом начале, пока нам с Толей делали визу, мы работали на судах, стоящих в ремонте. И, однажды, были мы с ним в скромной капитанской каюте одного из рыболовных судов, готовились к ужину. Здесь надо сказать, что в период ремонта капитаны отдыхали, их каюты пустовали, ну, мы, молодые штурмана, их и занимали. Тут Толя и сказал: – «А когда мы с тобой будем, по-настоящему, занимать такие каюты?». Понимаете, я тогда мечтал стать знаменитым капитаном, известным богатыми уловами, а Толя в это время мечтал о каюте. Мелочь, конечно, но…
А тогда, в 60-е годы, работа в Пионерском считалась непрестижной, все рвались в Калининград, на большие суда и в комфортабельные каюты. Туда же вскоре перевелся и Толя, а я все еще ловил рыбу в Атлантике. К тому времени мы оба были уже женаты, но, моя жена всю жизнь, вместе со мной, прожила на окраине Пионерского, там было много бесхозной земли, а Толина жена всю свою жизнь прожила в городской квартире и ей земля была вовсе ни к чему.
А в Калининграде надо было где-то жить, поэтому Толя с молодой женой и жили, пока, в Пионерском. Но вскоре денежный отец Толи купил ему в Калининграде кооперативную квартиру и обставил ее мебелью, советской, конечно. Другой тогда и не было. Толя, при этом, не потратил ни копейки. Кстати, в этой же квартире, и с этой же мебелью, Толя и умер в прошлом году. Сам он, за долгие прошедшие годы, так ничего и не приобрел.
Итак, в 60-х годах Толя стал работать штурманом на больших калининградских судах. Но, работал он как-то так, интересно. Когда он еще жил в Пионерском, но, работал уже в Калининграде, один наш общий приятель рассказывал так: – «Просыпается Толя утром, высовывает в форточку указательный палец, так он проверяет погоду, и говорит: – «Ну, сегодня дождь, я на работу не поеду». И опять ложится спать». Тут надо сказать, что в Калининградской области дождь идет, иногда, по нескольку недель кряду. Помните анекдот: – «Мальчик, когда начался дождь?» – «Я не знаю, мне только 12 лет».
Через несколько дней, в хорошую погоду, едет Толя в Калининград, на работу, а там, увидев его, в кадрах ему и кричат: – «К., где вы были? Я долго искала штурмана в рейс!». Как оправдывался Толя, я не знаю, но он потом всегда сожалел, что проспал назначение на судно и хороший рейс. Погода виновата!
А в Службе мореплавания Калининградской базы сидела тогда одна наша выпускница, 1948 года, у нее муж сначала был капитаном, но потом он сбежал с судна, за границей, в Гибралтаре, и она была, временно, незамужней, а Толя был молодым и красивым, ну, она ему и помогала, назначала на хорошие суда.
Понимаете, детей не надо воспитывать устными наставлениями, им просто надо помочь в трудную минуту, и, дело сделано, вы его уже немножко испортили, хоть это, пока, и незаметно. Тогда же, в нашей компании, смеясь, рассказывали так: – «Приходит Толя на новое судно и первым делом выясняет, теплый ли туалет в каюте старпома?». Понимаете, туалет важнее работы! В те годы, как и всегда, ходила шутка про глупость американцев. Дескать, папа – миллионер, а дочь, чтобы заработать на жизнь, моет посуду в его ресторане. При этом, советские люди громко и весело хохотали. Дескать, до чего же глупы, эти американцы! Нам бы их миллионы долларов. Уж, мы бы своих детей!..
Но, Толе не всегда могла помочь и та женщина-инспектор. Один штурман мне потом рассказывал так: – «Приходим мы в Таллин, на выгрузку. Ошвартовались. Выгрузились. Я был вторым, Толя был старпомом, а капитаном был М.». Здесь надо сказать, что М. был из бывших военных штурманов, его сократили в 1956-м, теперь он стал капитан на большом и красивом судне-рефрижераторе и поддерживает там дисциплину. Потом он, правда, заболел, что-то, там, с психикой, вероятно, много переживал за свое судно, а жаль. Отличный был капитан.
Итак, на дворе 70-е годы, судно стоит в Таллине, после выгрузки опять готово к выходу в рейс, а Толя в это время встретился с Аркашей Н., нашим одногодком и выпускником 1957 года, и… запил. Аркаша в это время уже работал капитаном большого транспортного судна, но в то время он был на берегу, он любил выпить, и Толя – тоже. Вот, они и встретились. Добавлю, что вскоре Н., списали с судна, вероятно, за пьянку, и он плохо кончил. Далее тот же штурман рассказывал мне так: – «Видит капитан, что старпом пропал, а надо выходить в рейс, времени на замену нет, ну, он и обратился в милицию. Те обещали мигом найти старпома. Капитан удивился, ведь Таллин – большой город, как найти? Но, милиция хорошо знала всех, кого надо. Сели они в свой газик, поехали в ресторан, посмотрели – там все на месте, кроме Мильды и Лауры. Ага, все ясно! Вскоре они нашли и Толю, и Аркашу, естественно, в квартире Мильды, или, Лауры; привезли они Толю на судно, чуть теплого. Судно вышло в рейс, Толя протрезвел, но, капитан М. ничего не забыл, и вскоре Толю списали с того судна, на берег. ЧП, конечно! И помогла в этом, безусловно, наша выпускница. Хотела, как лучше, а получилось, как всегда.
Я ему потом говорил: – «Толя, разве ты не видел, что М. тебя сожрет? Ты же себя знаешь. Разве ты не мог найти пьющего капитана?». Много лет спустя, когда я работал уже капитаном на калининградском судне, один инспектор Службы мореплавания, Николай П., тоже наш выпускник, 1950 года, просветил меня так: – «У нас, ведь, какой метод работы? Слабому капитану мы даем сильного старпома, а сильному капитану даем слабого старпома. Вот, так суда и работают». Ну, Толю, вероятно уже в те годы считали слабым старпомом, потому и направили к сильному капитану. Да, он и сам хотел, и инспектор помогла, а на что надеялся? Ну, Толя всегда отличался апломбом, и это ему помогало в жизни, до поры – до времени, и ему всегда казалось, что капитаны дерутся, чтобы заполучить его в старпомы. Он свою цену всегда преувеличивал. Но, увы!.. Бог не зря, там, на небе, сидит и ест свой райский хлеб.
Так или иначе, но Толя проработал в старпомах недолго, капитаном он никогда так и не был, да и неважно, кем ты работаешь, главное – как ты работаешь. Но, подвыпив, Толя иногда, с гордостью, говорил так: – «Вот, когда я был старпомом…».