В туманной мгле просматривались оба берега островов Хоккайдо и Хонсю. Выйдя на палубу, уже можно было ощутить запах Японии. Поперёк пролива сновали паромы, от которых очень умные судовые штурмана легко уклонялись. Малов с любопытством всё это рассматривал только с главной палубы. В такие напряжённые моменты четвёртым механикам не место на мостике. Он сделал несколько снимков своим «Зенитом». На нём был установлен объектив «Гелиос», поэтому Малов надеялся, что красоты Японских берегов запечатлеются надолго.
Хорошо, что проход проливом шел после его вахты, и он смог полностью его просмотреть. А это было всего лишь четыре часа прохода.
Как ему потом с гордостью показывал второй помощник на карте, что судно ни на кабельтов не вышло из зоны разделения.
Циклон, из-за которого Иван Михайлович избрал такой курс, ушёл на север Охотского моря и бушевал где то в районе Магадана, а «Бородину» после его прохода досталась только небольшая бортовая океанская зыбь, которую он ощутил после выхода их пролива.
Хоть каютка была и маловата и приспособлена только для отдыха, но всё равно зыбь в ней было переносить нелегко.
Многими телами механиков, которые работали здесь до Малова, в матрасе была продавлена яма и поэтому, если правильно в неё уложиться, то можно был хоть как то спать. Надо было вытянуть вперед руки, упереться ими в спинку кровати, найти в яме матраса нижайшее место, упереться ногами в заднюю стенку кровати и как-то попробовать заснуть. А так как кровать была длиннее Малова, то приходилось снимать подушку с дивана и укладывать её в ноги и уже тогда продолжать, так называемый сон. Иногда крен достигал десяти градусов с периодом в пятнадцать секунд, но судно и при такой болтанке всё равно шло со своими десятью узлами.
А утром после такой ночи всё равно приходилось вставать, идти на завтрак и выходить на вахту.
На завтрак очень даже хотелось идти, потому что его накрывала несравненная Ольга, наблюдая за прелестями которой у всех присутствующих отвисали челюсти.
И вот после таких семи суток болтанки, судно пришло в Усть-Камчатск. Оно встало на рейде Усть-Камчатска и бросило там якорь. Стивидоров, которые сопровождали груз, сейчас можно было увидеть на палубе. А то во время перехода они больше предпочитали район туалета.
На каждый трюм их было по три человека и один главный, то есть семь человек дополнительно. Где они ютились, и как они ютились — Малов не знал, потому что у него была своя каюта, и туда он не собирался никого пускать.
На рейд приехали уже береговые стивидоры. Они осмотрели трюма и пожелали, чтобы команда их открывала.
Это сейчас трюм открывается с помощью ручки только одного гидравлического манипулятора, а на «Бородине» это была целая эпопея. Вначале надо было снять брезенты, потом настроить стрелы и с помощью их снимать деревянные рыбинсы. Боцман с матросами занимались этим открытием трюмов несколько часов. Когда трюма были открыты и береговые стивидоры убедились, что ящики с драгоценным пойлом целые, только тогда выгрузка бесценного груза была разрешена.
Боцман, спокойный мужик в возрасте, подошёл к главному стивидору и мирно предложил:
— Слышь, ты бы экипажу дал хоть ящичек, мы тут страдаем от того, что столько добра, а никто ничего даже не попробовал.
Но стивидор обозлился на боцмана из-за его наглости. Отвернулся от него со словами:
— Никаких ящиков! Все будет выгружено по правилам!
А что оставалось делать боцману? Он пожал плечами и пошёл на конроллеры лебёдок:
— Хорошо, по правилам — значит, по правилам, — бубнил он себе под нос. Портовые грузчики, которые спустились в трюм, нагрузили на сетку ящики с водкой, и скомандовали боцману поднимать. Боцман потихоньку осторожно стал принимать строп. Строп натянулся и приподнялся над комингсом трюма. С океана шла небольшая зыбь и под её воздействием судно немного покачивало.
Боцман немного подождал, чтобы судно выровнялось, но судно раскачивалось где-то на 5 градусов, то есть каждые 10–12 секунд был крен на борт — туда пять и обратно пять градусов.
Затем он стал медленно выводить строп с водкой за пределы борта, и остановил его над баржой. Но остановил строп он как-то неловко. Почти у самого борта. Потом чуть-чуть приспустил его, и во время очередного крена, борт судна ударил по стропу. Тут же из ящиков сразу полилась нектарная жидкость. Стивидор схватился за голову и начал орать во всю глотку: — Ты что делаешь, вредитель?! Зачем ты это делаешь?!