— Мы во втором трюме всё это нашли. Надо и первый обследовать, — пытался объяснить старпому третий помощник, — Тогда нам хватит продуктов, чтобы перекуковать это время, пока японцы не пришли и не выселили нас с судна. А то мы можем так и подохнуть тут от голода. Ну, если не подохнем, так голодать будем точно, — хохотнул он.
Тут все принялись пробовать добытое «богатство» и даже очень остались им довольны.
Матросы с утра тоже вооружились ломами, и пошли разбирать переборки в первом трюме. Там они тоже нашли ещё много чего завалившегося за время долгой работы «Бородина» по обеспечению порт пунктов Камчатки генеральными грузами.
Побеспокоился о своем экипаже «Бородин» напоследок. Этими консервами народ питался 3, 4, 5 числа.
6-го числа утром приехали японцы обсудили с капитаном порядок нашей репатриации. Иван Михайлович только говорил:
— Да, это правильно твою м…. Нет, это неправильно б…. Хорошо, мы это сделаем на х…. Нет, мы это делать не будем к е…. матери, — а старпом всё это переводил, конечно, без смачных добавлений.
Старпом был очень большим дипломатом, и все выражения капитана он полностью не переводил, потому что после каждого слова у капитана вставлялся какой-нибудь международный термин, который понимал только русский человек.
Когда без этих промежутков и без вставок речь капитана была полностью переведена, то японцы пообещали:
— Седьмого числа мы у вас заберем судно. Но только вы должны сами встать к причалу.
Но, седьмого числа у японцев что-то было не готово, и они перенесли постановку к причалу на восьмое января.
Они откуда-то узнали, что на судне очень напряженно с продуктами, поэтому после обеда к борту судна подошел катер, на палубе которого лежало несколько каких-то ящиков.
Поднявшийся на борт японец объяснил старпому, что эти ящики — это подарок директора завода экипажу.
Ящики были подняты на борт. Как же все были удивлены, когда в них обнаружилось мясо, овощи, крупы и даже фрукты.
Повариха моментально приготовила из этих сокровищ обед. Их хватило еще на ужин и на завтрак.
8 числа утром второй механик вместе с Иван Ивановичем завели в последний раз «главный двигатель».
Иван Иванович делал это сам. Он бережно крутил барашки всех клапанов, двигал ручку реверса и топливную рукоятку. А потом, когда телеграф был поставлен на самый полный вечный «стоп», он подошёл к тёплой картерной стенке «главного двигателя» и прижался к ней.
Малову показалось, что у него даже выкатилась слеза, которую он невзначай смахнул куском ветоши, который у него постоянно был в руках. Его он доставал из кармана своих вместительных штанов, как только заходил в машинное отделение, а выходя — прятал там же.
Малов никак не мог предположить, что этот лысенький кругленький дедушка способен на такую сентиментальность.
Это трудно понять обычному человеку. Такое мог сделать только настоящий механик, который всю жизнь верил в надёжность своего друга и всегда старался заботиться о нём.
Только много позднее, лет через тридцать, когда Малов прощался со своей «Леди Беллой», то тогда и у него возникали точно такие же слова и чувства к своему верному другу и помощнику — ГЛАВНОМУ ДВИГАТЕЛЮ, который выгребал его из самых невероятных ситуаций и не единожды спасал ему и его друзьям жизнь.