Зов ааори

В моей голове после короткого разговора появились тысячи вопросов, которые я так и не решился сразу задать мудрецу. Впереди был долгий путь назад, в Форт, и я решил подгадать время и всё-таки поговорить по пути.

Глава 6

Вернулись мы в общий лагерь армии под утро. Почти все бойцы сразу завалились спать, используя те несколько часов, что у нас остались до выступления. Армия Форта завершала последние приготовления для похода домой. Сжигались оставшиеся трупы, укладывались в обоз захваченные доспехи и оружие, готовились запасы еды на кострах. Мне достаточно было просто лечь и закрыть глаза, как я провалился в глубокий сон.

Когда тебя бросают — обидно. Когда делают это прямо на свидании — обидно вдвойне. Когда делают при помощи записки – втройне. Света выбрала весьма оригинальный способ. Поднялась припудрить носик, оставив послание на салфетке. И больше не вернулась. И плевать ей, что на поход в это кафе Андрей копил два месяца…

Всё зло от женщин! Теперь в этом не оставалось ни малейших сомнений. Если раньше он ещё мог уговариваться себя, что это у него мать ненормальная, то теперь точно видел, что дело не в ней. Все женщины ненормальные. Все, абсолютно! Поголовно.

Андрей сидел за столиком, ждал счёт и продолжал сжимать в руке смятую салфетку. Успокоиться он даже не пытался. Слишком много всего на него навалилось за последние пятнадцать лет. Сначала умер дед — самый близкий человек, который был для него образцом любви и добра. И как бы ни старался Андрей добиться того же от матери – не получалось. Мать была в работе, в научных проектах, в командировках, в новых романах – в чём угодно, только не в сыне. Сын стал ей обузой, сын стал ей балластом. Сын стал не нужен.

Школа встретила Андрея насмешками и придирками. Но ему было всё равно: чаще он отмалчивался, иногда дрался, а иногда его били. Какое-то облегчение в его жизни наступило с появлением Михаила. Новый мамин ухажёр оказался не только умным человеком, но и просто нормальным мужчиной. Сравнивая его с другими мамиными несостоявшимися «любовями», Андрей понимал, что за два года общения с Михаилом смог хотя бы понять, каким «надо быть». Научные сотрудники, обхаживавшие его мать и прошедшие плеядой перед глазами, запомнились только крайней степенью несамостоятельности. Он в восемь лет умел по дому больше, чем эти бесполезные существа.

Михаил продержался два года. Может, продержался бы и дольше, да вот только мир стремительно менялся. Престижным теперь было челночить в Турцию, а не работать на заводах. Михаил и подался в модные тогда предприниматели. И ведь до сих пор жив, зарабатывает, не застрелен братками… Но мать сорвалась – слишком мало в её жизни стало Михаила, видите ли! Слишком подолгу его не бывало, вот она и отправилась налево. Так продолжалось полгода, а потом Михаил всё узнал.

Ушёл он быстро и незаметно. Андрей ещё год верил, что отчим вернётся – и только во время очередного скандала, что закатила ему мать после ссоры с новым любовником, вскрылась правда. Ему было четырнадцать, и он впервые ответил матери на оплеухи. Всего один раз. Андрей не любил об этом вспоминать. Привыкнув терпеть бесконечные попрёки и подзатыльники, вымещая злость на чужих людях, он неожиданно дал матери пощёчину — и та упала.

С тех пор вместо того, чтобы заниматься рукоприкладством самостоятельно, мать натравливала на него своих ухажёров. Она будто бы мстила всем мужчинам в лице Андрея. Вот только мать так и не поняла, что её новые мужчины тоже были другими. Образованности и утончённости в этих людях уже не было. Была грубая сила, постоянное пьянство и жестокость. Избивать Андрея начали уже по всем правилам. Но он терпел, хотя где-то в душе разгоралось жгучее пламя ненависти. Нет, не к мужикам-алкоголикам, которые если и могли кого обижать, так четырнадцатилетнего сопляка. К женщинам.

Время было тяжёлое, и денег не было. В стране шли странные реформы, которые Андрей даже не пытался понять. Ходил он в обносках — шитых-перезашитых джинсах из секонд-хенда и кроссовках, державшихся на честном слове и суперклее. Но, как и многие дети его поколения, Андрей верил, что сможет разбогатеть, купить «мерин» и рассекать по городу на нём.

Чем только он не занимался… И разбирал машины, и воровал, и продавал спёртые провода, и раздавал рекламу, и попрошайничал, и вытаскивал магнитолы. Денег стало чуть больше – теперь хватало на одежду. Мать проведала об этом. И принялась всё нажитое непосильным трудом отбирать – и тратить на выпивку. К тому времени Андрей прекрасно понимал, что она уже превратилась в запойного алкоголика. Но что мог сделать пятнадцатилетний пацан против её дружков, которые теперь часто приходили вдвоём-втроём?

Когда Андрею исполнилось семнадцать — сразу после окончания школы — он сбежал. Мог бы и раньше. Но когда-то давно дед говорил ему, что школу обязан закончить каждый хоть немного уважающий себя человек. И Андрей закончил. Получил аттестат, вернулся домой, собрал скудные пожитки и все припрятанные заначки – и ушёл. Он даже не был уверен, что мать заметила его исчезновение.

Подался он, как и полагается, в Москву. Из крупных городов она была ближе всего. Там снова пришлось крутиться как белка в колесе — чтобы к двадцати годам, наконец, встретить хорошую девушку и быть в состоянии отвести её в кафе…

– Девушка, мне счёт можно?! – громко прикрикнул он на проходившую мимо официантку, вызвав удивлённые взгляды с соседних столиков. — Двадцать минут жду!

-- Да что вы…

– Мне что, уйти, не расплатившись? Так я уйду!

– Сейчас…

Девушка стушевалась – вопрос денег всегда затыкал даже самых разговорчивых. Через минуту на столе лежал счёт. Андрей кинул оплату, не оставив чаевых, поднялся и ушёл. Теперь он точно знал, что надо делать. Теперь он был уверен в своём пути… Рядом шумело, как в песне, Садовое кольцо, вот только многочисленные иномарки сильно портили и вид, и настроение. Двадцать лет жизни позади, а иномарки у него так и не было.

Меня разбудила Пятнашка, прерывая странный сон. Я даже не стал ей его пересказывать. Анд-рей мне совершенно не нравился. Если я ещё хотел пересказать предыдущий сон, выполняя своё обещание, то теперь передумал. Ну его этого обиженного жизнью… Мама его обижала. У меня вот вообще не было мамы в этом мире – и ничего, живу. Мысли о том, что если предыдущие сны были обо мне, то и Анд-рей когда-то был мной, я от себя старательно гнал. Этот «я» был мне настолько противен, что я его даже как чужого человека презирал.