— Не, — подумав, решил Арнео. — Фам отрасчу.
Между тем я уже окончательно восстановил душевное равновесие. Вида крови наглеца хватило для возвращения уравновешенного спокойного состояния, и Далсинор это заметил. Он понял, что новых попыток ввязаться в драку я предпринимать не намерен, а потому выпустил меня из своей хватки и сказал богу:
— Мне думалось, что на такое и у людей принято отвечать. Зуб за зуб. Глаз за глаз.
— Я не такой кровофадный… Пфосто потом фде тифонечко пвикопаю и фсё на вэтом!
Мне никак не хотелось комментировать беседу, ведущуюся так, словно бы меня нет рядом. Я только вновь остро ощутил тоску по междумирью и царящему там вселенскому одиночеству. И она заставила меня пойти вперёд. Мне с новой силой захотелось как можно скорее выбраться из Амонранда, чтобы отправиться своим путём куда подальше. Главное, без этих двоих!
Словно стена была всего лишь театральной декорацией, из нутра её вышел уже знакомый нам облик Ужаса Глубин. И, наверное, намного меньше трепета было бы от этого трюка, если бы в нём проявилось хоть немного пафоса… Ну, не знаю там. Хоть мерцание какое? Или рябь на поверхности камня?
— Тонкокожий справился, — протяжно зашипел ящер, пока все переваривали его внезапное появление из ниоткуда. — Ты принёс из хранилища Коготь. Готов ли ты отдать его мне?
Первым в себя пришёл Арнео. Он ненадолго плотнее прижал к уголку рта окровавленную тряпицу и, сделав один длиннющий шаг, оказался прямо возле меня:
— Пвофтите, фто фмешиваюсь. Но у меня фынужденное обфтоятельство. На пвафах хвавителя я не могу пофволить софтояться сделке, если она нефёт угфозу суфефования мира!
Говорил он на малоизвестном диалекте языке междумирья и говорил с такой нарушенной дикцией, что я едва его понимал. А ящер, видно, и не старался в этом направлении. Он просто сообщил:
— Твои слова неясны для меня, хранитель.
— Вставь пока хотя бы камень какой, — тихонько посоветовал я и даже помог Арнео подыскать в пыли под ногами подходящий кусочек горной породы.
— Я хотел сказать, что я Артондол — хранитель этого мира, — тёмное пятно кварца на месте переднего выбитого зуба сделало для меня вид бога комичным. — И на правах хранителя я не могу позволить состояться сделке, если она опасна для моих владений. Хочу знать заранее, должен ли я вмешиваться.
Мне наконец-то довелось понять, почему Арнео за всё время так и не поднял тему, как стребовать с невиданного чудища ответы на интересующие нас вопросы. У него же имелись свои полномочия! Также стало ясно, почему он перешёл на такой странный язык. Достаточно было взглянуть на недовольно сощурившиеся глаза гнома. Далсинор явно понял всё сказанное от и до, несмотря на нежную мечту бога оставить его в полном неведении. Однако мудрый гном проявил благоразумность и предпочёл не встревать в разговор.
— Я знаю о таком праве. И мне нет дела до войны с тобой, чтобы промолчать, — спокойно и тягуче прошипел ящер. — Наше соглашение не опасно, но может быть разрушительно. Я не знаю, какую награду выберет для себя этот тонкокожий.
— Нет. Нет. И нет! — только что не притоптывая ногой, заупрямился Арнео. Однако вид у него, несмотря на детскую злость, и правда стал внушительным. — Мне нужны не пустые слова, а подробные объяснения!
— Разве хранителю мира не известно, что мои слова могут нести только правду или то, что я считаю правдой?
— Пока хранителю мира даже толком не понятно, с кем он, то есть я, разговариваю!
— Ты плохой хранитель, — серьёзно и равнодушно сказал ящер, заставляя тем мой рот непроизвольно растянуться в широкой злорадной улыбке. — Перед тобой раб великой расы Джух-аджха. Голем-страж, голем миротворения, хранитель пятнадцати големов миростроения. Големы не умеют лгать.
Это голем?!