— А тот знак?..
— О! Если хотите, я могу вам его нарисовать. Но я не очень хорошо рису…я только хотел сказать, что не слишком хорош был в изящных искусствах. Впрочем, вы же не будете надо мной смеяться?
Тут он заглянул в глаза директора, где на памяти всего Одонара никогда не появлялось ни искры смеха, и смутился.
— Я нарисую его прямо сейчас, потому что потом… Я не сомневаюсь, что мой меч будет прав в битве, пусть даже говорят, что дереву не перерубить сталь, но всё равно…если вдруг Магистры… или еще кто-нибудь…
Он поник своей растрепанной головой, на которой на этот раз не было шлема.
— И драконы.
Экстер отвлекся от размышлений и молча повернул к собеседнику узкое бледное лицо в обрамлении черных прядей парика.
— Смерти драконов, — поправился Гиацинт. — Такого же не было много столетий, и Аметистиат заверил меня, что помощи моей в Одонаре ждут, что мне пристало свершить предреченные подвиги, ибо самозванному иномирцу такое не по плечу, и… вот.
В коротенькое «вот» он вложил великолепный трагизм человека, который уже поверил было, что он Оплот Одонара, а потом явился в свою вотчину — и обнаружил, насколько основательно занято его место. Гиацинт был молод, наивен, но совсем неглуп, он понял, что его тут не ждали и что едва ли артефакторы стоят за него в этой битве.
Или за него?
— Госпожа Фелла… она была столь любезна, что показала мне несколько приемов…
Почудилась ему болезненная гримаса на лице директора или нет?
— Это бесценно… я не знаю, как благодарить ее, но… я отвлекаю вас, — вдруг стушевался Гиацинт. — Вы хотели еще о чем-то узнать?
Экстер в задумчивости провел по губам тонким пальцем. Флейта, украшенная позолоченной резьбой, настойчиво вращалась в воздухе возле его виска, отливая рассветно-алым, и директор искоса следил, с каким титаническим упорством Гиацинт отводит свой взгляд от красно-золотых отблесков.
— Лорелея, — тихо обронил он потом.
— Д-да?
— Вы видитесь с нею?
— Ав-в, ну, можно сказать и так, — глаза рыцаря подозрительно забегали, будто отыскивая что-то на поверхности усеянного кувшинками и водяными лилиями озера. — Да, наши встречи достаточно часты. Она ведет себя… дружелюбно, — помявшись, прибавил он, хотя Экстер не требовал с него никакого отчета. — Дружелюбнее остальных, во всяком случае. Но мне кажется, она не полностью мне доверяет из-за этого иномирца. Если один может быть самозванцем, почему не может другой? Я понимаю.
Он вздохнул и в приливе лиричности потянулся, чтобы сорвать кувшинку, но цветок хищно клацнул лепестками и подпрыгнул на пару сантиметров из воды, нацелившись на его палец.
— Прошу прощения, — виновато сказал Экстер, глядя на такое безобразие. — Должно быть, опять Отдел Опытов, они время от времени проводят здесь эксперименты… по ночам.