Восстание

— Отряд Тигран!

Ну все. Растопил мое сердце основательно и бесповоротно. Теперь я хочу такого же Ахмеда!

— А знаешь, какая главная черта у Падальщиков? Мы скрытные, тихие, невидимые. Враг не должен нас заметить! Сможешь оставаться невидимым?

Ахмед кивнул.

— Тогда это твое основное задание, командир Ахмед. Будь всегда начеку, будь осторожен! Не дай своему отряду попасться в руки врага!

Ахмед снова кивнул и со всей деловитой серьезностью отдал честь, а потом развернулся и убежал прочь.

— С таким партийным рвением, он будет первым, кого Генералитет прикончит, если узнает про наш способ связи, — сказала я, следя за удаляющимся Ахмедом.

— Вьетнам, будь оптимистичнее.

— Извини, очень хочу, но не получается. Мы строим свой мятеж на теоретических чертежах двух типа-гениев, осуществимость которых должен подтвердить мой отец-шизофреник. Нас поддерживает блок аграрников, лучшее оружие которых — мешки с бобами, а нашими связными служат дети!

Буддист посмотрел на меня с упреком, но не ответил, а потому что нечего тут комментировать, когда каждое слово — правда, как бумага, режущая перепонку между пальцами.

Отсек компьютерной инженерии забит искусственным интеллектом, сверкающим цифрами и буквами на синих мониторах. Тут живут сгорбленные над компьютерами и роботизированными системами ученые в синих халатах, их здесь порядка двадцати человек трудится посреди всех этих проводов и экранов с непонятными матричными кодами. Папа сидит в отдельной подсобке три на три метра. Здесь же он живет, здесь же работает.

На самом деле отдельная коморка, пусть даже такая тесная, в которую помещается узкая кровать, да стол с армией серверов, мониторов и компьютерных блоков, это привилегия, ценность которой папа не осознает. Ему это попросту не нужно.

Восемь лет назад, когда он успешно восстановил сгоревшие сервера после нападения зомби на базу, Генерал быстро смекнул, что мой отец — гений, и ему сразу тут гнездо свили, чтобы работал круглые сутки на пользу общества. А он и рад был. Он с компьютерами дружит гораздо теснее, чем с людьми. Странным образом все эти цифровые коды стали для него миром, в котором он чувствует себя нормальным.

— Привет, пап!

Мы с Буддистом зашли в его коморку и тут же запутались в толстых скрутках проводов, свисающих с потолка и стен, как мухи в паутине.

— Бай Хуа!

Папа тут же вскочил с потрепанного оборванного старого компьютерного кресла на колесиках, одно из которых уже отвалилось, и обнял меня.

— Бай Хуа, моя Бай Хуа, — приговаривал папа, повиснув на моих плечах.

Он был ниже меня на голову, а на фоне моих мускулистых плеч вообще казался старичком. Я его с легкостью могу на себе нести, настолько он тощий и маленький. Его волосы уже полностью поседели, а глаза видели с каждым годом все хуже, но он у меня авторитетный тут, даже несмотря на его шизанутость, а потому очки ему быстро подогнали. Ему не больше пятидесяти. Наверное. Никто не знает его точный возраст, как и он сам. Он попал на Желяву двадцать пять лет назад в полном беспамятстве, я только знаю, что его нашли, блуждающим по лесам, и лишь чудо помогло ему избежать встреч с зомби. Его зовут Лин, по крайней мере, он сам так представился нашедшим его Падальщикам. Имя это или фамилия неизвестно. Уже тогда он был с ветром в голове, но это не помешало моей маме увидеть в нем чуткость, нежность и доброту.

— Как дела, пап?