Если можешь – прости

– Я как во сне, – сказала она, не глядя на меня, словно я была призраком.

– Вот, тут двадцать тысяч евро, – на красное одеяло верблюжьей шерсти легла пачка новеньких банкнот. – Думаю, тебе хватит, чтобы помочь брату, а потом, когда все утрясется и устроится как-то… И ничего не бойся, повторяю.

– Так не бывает, – она так и не взглянула на меня, схватила наволочку и принялась надевать ее на подушку.

Лена сидела в обнимку с детьми на диване в гостиной и беспрестанно их целовала, словно все еще не веря своему счастью. Уже за одну эту сцену я благодарила Бога, что он послал мне шальные деньги. Хотя история с возвращением детей произошла, к счастью, без денег. Разве что ход событий приведший нас всех в Денежный переулок, вел свой отсчет с той минуты, как я увидела Луку, выбрасывающего сумку за мусорные баки…

Я вызвала Лену в переднюю, задала один-единственный вопрос: не передумала ли она в отношении Борисова, готова ли она к тому, что на него повесят чужое убийство? Лена с легкостью «казнила» его, кивнув головой и тем самым предоставив нам полную свободу действий. Я попросила ее сообщить нам все номера его телефонов, после чего Лена спокойно вернулась к детям.

Миша был какой-то кислый. Он устроился перед телевизором и смотрел все подряд. Думаю, он сильно нервничал и не мог этого скрыть. Даже не старался. Я снова подумала о том, что они с Таей все-таки не пара. Хотя у меня слишком мало жизненного опыта, чтобы делать такие серьезные выводы. Да и вообще, что я тогда знала о любви?

Самое удивительное, что музыкальным фоном для всех этих событий служила негромкая и какая-то деликатная, осторожная игра на баяне. Петр, закрывшись в дальней комнате, продолжал разучивать свою программу. Уверена, что эта музыка, эти звуки бесили нашего Мишу, но в том положении, в котором он оказался, ему ничего другого не оставалось, как терпеть вообще все, что происходило вокруг него. Думаю, что даже спустя годы это прокофьевское «Шествие кузнечиков» будет ассоциироваться у него с нарисованным им же в сознании шествием зеленых, мокрых от крови, насекомых, оставляющих после себя свежий кровавый след…

Петр, насколько же тихим, незаметным и в то же самое время совершенно незаменимым он оказался для нас для всех! Получив от меня деньги и испытывая, понятное дело, чувство великой благодарности за возвращение к жизни своей мамы, он в то же самое время чувствовал себя глубоко обязанным мне, и это, я думаю, несколько отравляло его жизнь. К тому же никто из нас не знал тогда, что нам предстоит, и наше будущее рисовалось нам в зависимости от нашей фантазии и страхов.

Тая вообще делала вид, что ничего не происходит, как если бы судьба свела всех нас не под крышей временного прибежища, где мы скрывались от наших врагов или противников, собираясь с силами, а на каком-нибудь курорте, в семейной гостинице, где нам предстояло просто приятно провести время. Она суетилась на кухне, стараясь всех накормить и развеселить, и, глядя на нее, трудно было представить себе, что пару дней тому назад она подверглась насилию.

Между тем нам предстояло действовать, но перед этим наметить четкий план. Без плана осуществить задуманное было невозможно.

Итак. Первое – связаться с Лазаревым и спросить его, готова ли купчая.

Второе. Если купчая готова, то поехать к нему, забрать документы, проникнуть в ресторан поздно вечером и, приставив дуло пистолета к голове зарвавшегося Иванова, заставить его подписать все документы (а после пристрелить его, как собаку). Конечно, я слабо представляла себе, как мы все это провернем, причем меня меньше всего заботил тот факт, что при подписании документов там не будет нотариуса (скорее всего, он, доверенное лицо Лазарева, поставит свою подпись и печать предварительно, за немалую сумму), – меня заботило, сумею ли я смертельно напугать храброго и отчаянного Иванова, матерого преступника? У него-то, в отличие от меня, был какой-никакой опыт в подобных делишках.

Третье – подкинуть на квартиру Борисова улики, доказывающие, что это именно он застрелил Иванова. Но что это за улики? Что они должны собой представлять – мы пока не знали. Было бы неплохо, если бы я, находясь в квартире Борисова, вынесла оттуда какой-нибудь его башмак, чтобы выпачкать его, скажем, в крови Иванова. Но, с другой стороны, не следовало недооценивать мозги следователей, которые будут разыскивать убийцу. Уж слишком явной подставой была бы эта улика – окровавленный ботинок.

Подкинуть Борисову портрет Таисии, типа, любимой девушки, которую они с Ивановым не поделили, – тоже выглядело бы как-то неубедительно.

– Тая, давай подумаем, как повел бы себя Борисов, если бы на самом деле убил Иванова, и какие ошибки он мог бы совершить, из-за чего бы его и вычислили?

Мы совещались с ней вдвоем на кухне, после того как была перемыта вся посуда, и все наши «подельники» разбрелись по своим комнатам. Миша сказал, что у него сильно болит голова, он принял таблетки и прилег на диване в гостиной. Петя прекратил свои упражнения на баяне и расположился рядом с Мишей, обложившись учебниками по музыкальной литературе. Вероятно, готовился к экзаменам.

– Ну, во-первых, он спрятал бы пистолет, я так думаю, – сказала Тая. – Во-вторых, постарался бы обеспечить себе алиби.

– Вот! Алиби! Нам надо срочно придумать что-то такое, чтобы он вышел из дома как раз в тот момент, когда мы будем у Иванова в кабинете.

– Достаточно позвонить ему и сообщить, что мы готовы продать ему информацию о пропавших детях и няне, – пожала плечами Тая и была права. – Это может сделать Петя из телефона-автомата.

– Хорошо, он выйдет, мы заморочим ему голову, добьемся того, что он долгое время будем отсутствовать. Но все равно этого мало.