Прощённые долги

22
18
20
22
24
26
28
30

– Тебе не жаль покидать столь ласковый мир? – тихо, задумчиво спросил Али Сашкиным голосом.

И это сходство пугало Андрея сейчас больше всего остального. Казалось, что накатывает безумие, и сон становится явью.

– Тебе же всего тридцать четыре года! Впереди столько перспектив, а ты из-за каких-то сук закладываешь себя с потрохами! Может, ещё помозгуешь?

– Я тебя уже послал, – лениво ответил Андрей, убеждая самого себя, что это – не Сашка.

Али, усмехнувшись, спустил курок. Грохнувший выстрел услышали входящие в комнату Элеонора с Рафхатом, и оба мертвенно побледнели.

– Что ты наделал?! – истерически закричала племянница Уссера. Она покачнулась и едва не упала прямо на пороге.

Али расхохотался, сверкая белыми ровными зубами.

– Не нервничай, детка, с ним всё в порядке. Такого запросто не прикончишь…

* * *

Андрею сначала показалось, что его действительно застрелили. Но потом сознание вернулось, и лишь остался противный звон в ушах. Правый висок жгло, боль вспарывала мозг, и половина лица онемела. Глаз с этой стороны тоже почти не видел. Слышал Андрей лишь левым ухом, да и то не очень чётко.

Нора тут же подскочила к нему, снова взяла на запястье и поймала болтающиеся на груди электронные часики.

– Восемьдесят ударов! – Она включила таймер. – Наполнение хорошее, давление в норме. Нервы у нашего пациента поистине стальные. Сейчас он окончательно восстановится, и продолжим.

– Ты чего холостым-то стреляешь? – Андрей впервые за всё время улыбнулся.

Результаты медицинского обследования его очень обрадовали. Конечно, шестидесяти ударов тут не будет, как ни старайся, но всё-таки и не сто, а ведь выстрел был самый настоящий.

– Боевым захотел? – удивился Мамедов. – Этого ты вообще вряд ли дождёшься. Стоило тогда тебя сюда тащить, время и силы тратить! Куда торопишься, Андрей? Тебе ещё жить да жить. Ты сумел подчинить себе множество людей. Фортуна, как и все прочие женщины, любила тебя. Не бросайся же сейчас её благосклонностью.

Озирский тем временем окончательно овладел своими эмоциями. Он понимал, что является сейчас «бревном», подопытным кроликом, на котором Элеонора ставит свои эксперименты. Прямо концлагерь, «кухня Дьявола» – ничего себе! А на Литейном об этом даже и не подозревают. Жаль, что уже не вырваться отсюда, не рассказать ни Горбовскому, ни Петренко, ни Грачёву. Они бы меры приняли при случае…

– На философский вопрос я отвечу тонкого знатока психологии, интриг и, в целом, жизни: «Вовремя прекратить удачную игру – правило опытных игроков. Когда совершено достаточно, когда достигнуто много – подведи черту. Порой милости Фортуны бывают кратки, зато велики. Но долго тащить счастливчика на своём горбу надоедает и Фортуне».

– Бальтасар Грасиан, – машинально определил Мамедов.

Нора перестала писать и тоже прислушалась. Потом она отвинтила колпачок ручки и сделала в своём блокноте короткую пометку.

Али вдруг протянул руку, подёргал за шпагат, которым был привязан к кровати Андрей, и протяжно свистнул.

– Ещё немного, и он всем нам проломил бы головы. Рафхат, ты привязывал?