Я Пилигрим

Глава 20

Щелк! Клейкая лента, стягивавшая грудь Тласса, разорвалась, когда тот перегрыз ее до конца. Не обращая внимания на кровотечение от сломанного переднего зуба, он стряхнул с рук остатки скотча и сел прямо.

Кровь прилила к онемевшим рукам пленника, и он задохнулся от боли. Бросив тело вперед, Тласс начал освобождать лодыжки, заваливаясь назад всякий раз, когда терял равновесие, и вновь наклоняясь вперед, чтобы продолжить свои отчаянные попытки. Он заранее представлял себе, что его рука лежит на руле и жмет на кнопку телефона. Тласс как будто уже слышал рев сирены, которую включили его мальчики, и несколькими минутами позже – скрип тормозов на автостоянке.

Он ощущал даже не вкус спасения – вкус мести. Освободив одну ногу в ботинке, он с ее помощью разорвал и отбросил в сторону остаток клейкой ленты. Пошарив руками в наступившей для него вечной темноте, Тласс встал на колени. Он был свободен.

На расстоянии двухсот ярдов от него стеклянные двери института плавно открылись, и Сарацин, прихватив пластиковые контейнеры с глазами Тласса, выбежал на дорожку, ведущую в сторону автостоянки. Через двадцать секунд он будет в «кадиллаке», заведет мотор, включит передачу и выедет с парковки еще до того, как электронные замки и компьютеры снова запечатают здание.

Сарацин уже видел впереди зловещее мерцание натриевых светильников. Свернув влево, напрямик через клумбы, он сэкономил несколько секунд и, выбежав на асфальт, увидел перед собой черный внедорожник. Машина покачивалась. Внутри кто-то двигался.

Это Тласс, его пленник, быстро карабкался через опущенные сиденья к рулю. Он врезался плечом в спинку водительского места и, поднажав, сумел как-то втиснуться между передними сиденьями. Выставив вперед одну руку, чтобы подстраховаться на случай падения, Тласс ухватился за руль.

Сарацин выронил пластиковые контейнеры с глазами и ринулся к машине. Он не понимал, что пытается сделать Тласс – нажать на акселератор и разбить машину, сломать рычаг переключения передач или запереться и не впускать Сарацина, – но ему сразу стало ясно, что вся опасность для него заключена в водительском месте.

За эти несколько сумасшедших шагов Сарацин принял решение, которое перевернуло жизни его самого и других людей, определило судьбу всего его плана. Будь на месте Сарацина кто-то другой, в особенности примерный муж и отец, со своими принципами и скромными мечтами, видевший на своем веку меньше смертей и больше любви, – иными словами, простой порядочный человек, он наверняка потратил бы время на то, чтобы открыть дверцу. Но Сарацин поступил именно так, как сделал бы я сам или любой другой убийца на его месте, – нанес удар кулаком по тонированному стеклу со стороны водителя.

Подняв руку, Сарацин на мгновение ощутил панику: а что, если стекло небьющееся? Оно и оказалось бы таким, если бы Тласс все еще служил в тайной полиции, но «кадиллак», большой и шикарный, был его личным автомобилем. Так или иначе, у Сарацина не было времени менять свое решение.

Тласс уже вскарабкался на водительское место, нашел кнопку телефона и нажал ее. Система издавала гудки, пока Тласс набирал номер. Благодаря функции помощи удалось избежать набора нескольких цифр. Две, три…

Белая «тойота-лендкрузер» с ревущей сиреной и красно-синими огнями, вспыхивающими позади решетки радиатора, промчалась по скоростной автостраде, пустой по случаю праздника, обогнула оазис и направилась прямо к институту. В машине сидели два сына Тласса, стриженные под ежик. Они вглядывались в дорогу впереди, ожидая увидеть пожарные машины, кареты «скорой помощи», сломанные ограждения – любые признаки аварии.

На приборной доске «тойоты» зазвонил телефон. Братья одновременно взглянули на экран: ну наконец-то отец дал о себе знать!

Кулак Сарацина, пройдя сквозь разбитое стекло, обрушился на переносицу Тласса. Это был удар страшной силы, сломавший противнику нос, заливший его лицо кровью, бросивший жертву на пассажирское сиденье, окунувший врага в пучину боли, – таким ударом мог бы гордиться любой моджахед.

Один из сыновей Тласса, тот, что был повыше брата и не сидел в данный момент за рулем, дотянулся до телефонной трубки и выкрикнул одно главное слово: «Папа!» – но ответа не услышал.

Их отец незрячим скулящим месивом рухнул на приборную доску внедорожника. Но он все еще был в сознании и слышал, как сын зовет его с растущей тревогой в голосе. Как новообращенному на смертном ложе, Тлассу нужно было произнести всего несколько слов, чтобы обрести спасение: «Офис. Парковка».

Сарацин, который не мог взять в толк, каким образом телефон способен работать без трубки, услышал незнакомый голос, зовущий отца, и увидел, как Тласс, опершись плечом, поднимает голову, чтобы ответить сыну. И вновь, как не раз бывало и раньше, Сарацин действовал по наитию: не обращая внимания на Тласса, он преодолел собственное замешательство, протянул руку, повернул в замке ключ зажигания и выдернул его, отключив мотор и всю электрическую систему вместе с телефоном.

Тласс не видел, что происходит. Он попытался приподняться, борясь с болью в сломанном носу и понимая, что так и не сумел произнести спасительные слова.

В стремительно несущейся «тойоте» сыновья Тласса услышали, как связь прервалась, и тот из них, кто сидел рядом с водителем, тут же вновь набрал номер отцовской машины. Они по-прежнему не представляли, где он, поэтому продолжили свой путь к институту.

Тласс, приподнявшийся на одном локте, услышал, что дверца машины распахнулась. Он почувствовал, как мощные руки Сарацина схватили его за лацканы пиджака и, протащив по приборной доске, усадили на пассажирское место. Он пытался сопротивляться, но безуспешно.