Брэдли удивленно воззрился на меня, пытаясь осознать сказанное. Солгал ли я, намереваясь этим ловким маневром сбить их со следа, по которому они столь усердно шли, или всего лишь неудачно пошутил?
Я показал на список своих псевдонимов и пояснил:
– Это имя лишь одно из многих. Еще одна фальшивая личина: иное время, другое место, очередная фамилия. – Я пожал плечами. – В этом вся моя жизнь.
– Но… вы ведь были Скоттом Мердоком уже в школе, то есть совсем ребенком. В то время вы еще не принадлежали к миру спецслужб, – сказал он, вконец растерявшись.
– Никто бы не сделал такого выбора, зная, что ждет его впереди, но так уж случилось.
Я наблюдал, как на лице моего собеседника одна мысль сменяет другую. Имя, которое я носил в детстве, не было настоящим, плюс мое отсутствие на обоих похоронах, плюс то обстоятельство, что я, по-видимому, не получил никакой доли из наследства Мердоков. Бен взглянул на меня и, похоже, догадался: я был не родным, а приемным ребенком Билла и Грейс.
Я улыбнулся, и в улыбке этой не было и намека на юмор.
– Рад, что вы остановили свои поиски на Скотте Мердоке. Все, что было до Гринвича, – это сугубо личное, Бен, и не стоит кому-то туда лезть.
Нет сомнения, что Брэдли понял: это предупреждение. Три комнатки на окраине Детройта, лицо женщины, чьи черты блекнут в моей памяти с каждым годом, данное матерью настоящее имя – это самая сердцевина моей личности, единственное, что неоспоримо мне принадлежит.
– Имя не так важно, – произнес наконец Брэдли, улыбнувшись. – Пит вполне сойдет.
Марси позвала нас к столу, и вечер принял оборот, на который я никак не рассчитывал. Начнем с того, что хозяйка замечательно готовила, и если превосходная пища не поднимает вам настроение, наверное, вы однажды сильно переели. К тому же Бен и Марси ни разу не вспомнили про семинар, и я вынужден был признать, что они вовсе не ставили перед собой цель завлечь меня туда. Я постепенно расслабился, и мне даже пришло в голову, что супруги Брэдли, скорее всего, воспринимают меня как старого друга, настолько много они знают о моем прошлом.
У Бена была ко мне куча вопросов о книге и описанных в ней случаях, а Марси получала явное удовольствие, наблюдая, как ее умный муж пытается припереть меня к стенке, упоминая подробности, о которых мне было запрещено говорить. В один особенно напряженный момент она рассмеялась, сказав, что еще ни разу в жизни не видела супруга настолько разгоряченным. Я мало-помалу дал втянуть себя в беседу.
Когда люди пригласили тебя к себе в гости и изо всех сил стараются, чтобы ты чувствовал себя как дома, и ты смеешься, беседуя с ними; когда они передали тебе коробки с материалами, которые, возможно, спасут твою жизнь, и помогли тебе вытащить их наружу и загрузить в такси; когда ты стоишь под уличным фонарем на Манхэттене и знаешь, что тебя никто не ждет в твоей квартире, такой пустой и холодной; когда ты затерян в собственной стране, весь мир не сулит тебе особо радостных перспектив и впереди неотвратимое и едва ли радостное будущее, а эти люди улыбаются, жмут твою руку, благодарят за то, что ты их посетил, и спрашивают, как в дальнейшем с тобой связаться, – сделать выбор очень и очень непросто.
Я медлил, мой профессиональный и жизненный опыт подсказывал, что нужно дать им выдуманный номер телефона и укатить прочь. Зачем они мне теперь? Но я вспоминал, с какой теплотой эти люди принимали меня, как Брэдли радовался, что мне понравилась музыка, которую он специально подобрал для этого вечера… Одним словом, я не смог поступить так, как следовало. Вытащив свой мобильник, я высветил номер на экране и наблюдал, как Марси переписывает его.
В последующие недели они не раз звонили, и мы ходили в кино или в клуб – послушать старых блюзменов, которых любил Брэдли, – так и проводили весь вечер втроем на джазовом концерте. Хвала господу, супруги не пытались устроить для меня свидание с женщиной или сойти с наезженной колеи и вновь завести разговор насчет участия в семинаре.
За это время Бен прошел на службе целую серию физических и психологических тестов и проверок и, к огромному своему облегчению, был признан годным к работе. Он по-прежнему слегка прихрамывал, и из-за этого ему поручали более легкие задания. Иногда, обычно поздно вечером, Бен звонил мне и спрашивал, не хочу ли я подъехать на место преступления, где, как ему кажется, есть нечто, что может меня заинтересовать.
Однажды вечером он оставил мне сообщение на автоответчике, когда я сидел на очередном собрании Общества анонимных алкоголиков. Перефразируя Льва Толстого, можно сказать, что все наркоманы одинаковы, а каждый алкоголик безумен по-своему. И собрания у них гораздо интереснее, поэтому я решил, что раз уж мне суждено провести остаток жизни в завязке, то пусть меня, по крайней мере, развлекают.
Собрание, проходившее в здании полуразрушенной церкви в Верхнем Вест-Сайде, уже закончилось, и я покинул своих товарищей по несчастью, которые еще толпились в холле. Я пошел на восток, наслаждаясь теплым не по сезону вечером, и, лишь дойдя до готических башен «Дакоты», решил проверить, нет ли сообщений на мобильнике. Увидев номер Брэдли, я было подумал, что он отыскал очередной рок-н-ролльный призрак, поэтому, нажав кнопку воспроизведения и услышав его голос, был немало удивлен: впервые за все время нашего знакомства Бен просил меня о помощи.
Пояснив, что столкнулся с очень странным убийством, он не стал вдаваться в подробности, сказал лишь, что речь идет о молодой женщине, и, дав адрес имеющей сомнительную репутацию гостиницы, попросил меня немедленно туда подъехать.
Гостиница называлась «Истсайд инн».
ebooksa