Я Пилигрим

На самом же деле эти невнятно произнесенные слова были едва слышны. Единственный присутствовавший здесь человек услышал хриплый звук, похожий на вопрос, но проигнорировал его. Он смотрел на дуло пистолета еще афганских времен, извлеченного из потайного отделения сумки-холодильника. Сарацин стоял на расстоянии шести футов от пленника, по его расчетам достаточно далеко, чтобы на него не попали брызги крови, и целился в то место, где повязка закрывала левый глаз Тласса.

А тот хранил молчание, прислушиваясь: он был уверен, что в камере есть кто-то еще. Сарацин знал: момента лучше, чем сейчас, не представится. Похоже, сам Аллах его благословляет. И тогда саудовец нажал на курок.

Щелк! Тласс ощутил боль, но уже в следующее мгновение он не чувствовал ничего. Струя яркой алой крови, обломки костей и ошметки мозга вылетели из его затылка. Сарацин уловил сзади движение и быстро обернулся. Бродячие собаки стремительно приближались.

Сарацин повернулся назад и, прицелившись, выстрелил снова, на этот раз в правую часть повязки на лице уже мертвого человека. Если ему повезет, удастся уничтожить все свидетельства, что глаза убитого были удалены хирургическим путем. Сарацин надеялся: следователи решат, будто Тласс забыл что-то в офисе и возвратился назад, а похищен и ограблен он был, только когда вышел из института во второй раз. В таком случае им даже в голову не придет, что из здания что-то вынесли.

Понятно, что чем меньше они будут знать, тем лучше. Сарацин услышал, что собаки уже близко: они мчались сквозь тьму, желая сожрать последние остатки улик, – это было ему на руку. «Кадиллак» саудовец припарковал в самом темном углу, на задворках авторемонтной мастерской. Сарацин был уверен, что любой, кто увидит его, решит, что это всего лишь очередная машина, ждущая разборки. С заднего сиденья внедорожника он, надев пластиковые перчатки, удалил все, что могло бы заинтересовать криминалистов.

Захватив сумку-холодильник и другие свои вещи, Сарацин направился через пустырь. Он двигался быстро, держа в одной руке взведенный пистолет, на тот случай, если какая-нибудь собака предпочтет живую человеческую плоть.

Проходя через свалку, Сарацин разбил холодильник на куски и разбросал среди отходов все прочие свои пожитки. Он знал, что мусорщики вскоре найдут им применение в одном из лагерей нелегальных беженцев.

Теперь все, что у него оставалось в этом мире, если не считать шприца, картонной квитанции и мелочи в кармане, – пистолет, отцовский Коран и шесть стеклянных флаконов. Эти маленькие пузырьки, как он рассчитывал, вскоре сделают его самым могущественным человеком на земле.

Глава 22

Сарацин уже несколько часов шагал при тусклом свете звезд. Пройдя свалку, он пересек кустарник и двигался вдоль канала, пока не обнаружил шаткую деревянную конструкцию, служившую мостом.

Он перебрался через канал и еще долго устало тащился вдоль зарослей тростника, пока не увидел то, что ему было нужно: ржавеющий каркас машины, наполовину погруженной в дурнопахнущую грязную воду.

Сарацин поместил в пластиковые контейнеры шприц, бумажник Тласса и другие ненужные теперь вещи, добавил к ним для большего веса камешки и забросил все это на середину канала.

Он занес назад руку с пистолетом. Жаль его выбрасывать: это оружие было с ним дольше, чем любая другая вещь, исключая отцовский Коран, однако пистолет – единственный предмет, связывавший его с убийством Тласса, так что выбора не было. Сарацин швырнул пистолет, и тот погрузился в воду рядом с ржавеющим шасси. Если те, кто будет искать улики, пройдут вдоль канала, таща через воду металлоискатель, и обнаружат этот кусок железа, они, скорее всего, решат, что это часть затонувшей машины.

Ускорив шаг, саудовец повернул в направлении мерцающих вдалеке огней Дамаска.

Четырьмя часами позже, в грязной одежде и со стертыми ногами, он отдал картонную квитанцию в камеру хранения автовокзала, получив взамен свой чемодан и докторский саквояж. Набрав код, Сарацин извлек тонкую пачку купюр, расплатился за хранение и дал служителю один фунт за пользование душевой кабиной.

Ближайший автобус, следовавший до самого Бейрута, отходил к ливанской границе только через два часа. Сарацин использовал это время, чтобы подкрепиться лавашем с фруктами и выпить чаю, подстричь бороду и принять душ. Он едва не содрал кожу, отскребая грязь. Извлек из чемодана и надел дешевый костюм западного фасона, рубашку и галстук. Два украденных стеклянных флакона, предварительно сняв с них ярлыки, он поместил в саквояж, спрятав от посторонних глаз среди других пузырьков с лекарствами. Когда Сарацин предъявил свой паспорт и багаж пограничникам, он был в точности похож именно на того, за кого себя выдавал, – на самоотверженного ливанского доктора, работавшего в лагерях беженцев и теперь возвращающегося домой.

Грязную одежду, помогавшую ему создать образ палестинца, он засунул в пластиковый пакет и по дороге к старенькому автобусу выбросил в большую урну, поставленную здесь некоей благотворительной организацией. Еще раз Сарацин остановился, чтобы избавиться от остатков обеда, которые он отправил в мусорное ведро. Постороннему наблюдателю действия этого человека показались бы абсолютно безобидными и заурядными, однако на самом деле каждый его шаг был тщательно продуман.

В начале пятого утра Сарацин занял место в хвосте автобуса, а примерно еще через час сыновья Тласса обнаружили труп своего отца. Они потратили много времени, все расширяя круг поисков, но в конце концов вой дерущихся за добычу собак привлек их внимание.

Поскольку братья состояли на службе в тайной полиции, они хорошо знали, кому следует звонить, несмотря на то что было раннее утро праздничного дня. Новость была передана в высшие правительственные круги, и очень скоро ее распространили средства телефонной связи и радиоволны. Эта информация транслировалась по надежно защищенным, как принято было считать, каналам.

Однако глобальная система радиоэлектронной разведки, имеющая кодовое название «Эшелон», без труда поглощала все эти сведения.