Но они добрались все-таки до реки, потеряв по дороге еще десяток человек ранеными. Один из них, пробитый двумя пулями в грудь, молчал, когда его грузили в повозку, но, только застучали колеса, начали прыгать по кочкам, очнулся и закричал; кричал долго, надсадно, сперва громко, потом все тише и тише; после вдруг замолчал. Один казак подъехал и прикрыл умершему лицо.
Когда передовые добрались уже до берега, вдруг рявкнула артиллерия Грозной. Полдесятка гранат перелетели отряд, запрыгали в траве; два фитиля погасли, а три заряда рванули, изрядно напугав чеченцев. Пешие стали, а конные и так держались на изрядной дистанции. Среди них Новицкий успел заметить наездника в белой бурке, видимо одного из тех, что осаждали их вчера на пути из Червленной.
— Абдул-бек, — согласился с ним проводник. — Кажется, его конь. Тогда где же Нур-Магомет? Что-то не поделили белады?
Через реку они переправлялись сравнительно долго, но без опасений. Пушки крепости держали неприятеля дальше ружейного выстрела.
В лагере Сергей тотчас же ушел в палатку и, только лишь сняв кинжал, рухнул на койку в одежде и сапогах. Надеялся уснуть, но, закрывая глаза, видел перед собой толпы оборванных хищных людей, наставлявших на него ружья, кинжалы, шашки. То ли несколько мирных лет так его размягчили, недоумевал он, то ли опыт двух войн не сумел подготовить полностью к войне в Кавказских горах.
Вечером Атарщиков заглянул в палатку к Новицкому.
— Ты просил предупредить, Сергей Александрович. Люди приехали с того берега. Пойдешь со мной? Мне передавать надо, тебе послушать полезно.
Сергей подхватился и через полминуты был у выхода. В темноте видны были лишь костры форштадта, факелы на валу у пушек, факелы у ворот да крупные звезды, гроздьями повисшие над головой.
Двое приехавших оставили у ворот коней, ружья, шашки и под солдатским конвоем прошли к землянке командующего. Туда же спустились и Семен с Новицким. Ермолов и Вельяминов уже ждали лазутчиков за столом. Увидев Сергея, начальник штаба дернулся недовольно, но командующий показал ему знаком, что этот штатский может остаться.
Когда один из горцев заговорил, Новицкий подумал, что никогда не сумеет выучить это наречие. Столько звуков, которые совершенно невозможны для русского человека, другой ритм, иная мелодия речи. По и другого выхода, кроме как ломать свой язык, насиловать слух и память, он тоже не видел.
Атарщиков же слушал приехавшего спокойно, не напрягаясь, иногда лишь останавливая и переспрашивая. Когда тот замолчал, Семен повернулся к командующему:
— Пять-шесть тысяч собрались в Ханкальском ущелье. Поставили завалы, вырыли ров от Аргуна до Гойты. Теперь русские не поднимутся в Черные горы. Атагинцев, изменивших общему делу, вырежут поголовно.
Семен оборвался и показал пальцем на второго, молчавшего:
— Этот из Атаги. Боится за себя, за семью. За весь аул тоже боится. Если крепость не устоит, они все погибнут.
— Спроси — собираются ли приступать к крепости? — подал голос Ермолов.
— Собираются, но ждут людей из Акуши. Пока спустились только белады — Нур-Магомет, Абдул-бек. Сегодня подошел Бей-Булат. С ним сотни четыре. Пока не дрался, только смотрел на русских.
Это его мы видели около леса, понял Новицкий. А вовсе не первых двух.
— Только наберется тысяч до десяти, сразу пойдут на крепость. Хотят все разрушить, Ярмул-пашу отогнать за Терек.
— Что еще?
Атарщиков заговорил по-чеченски, старательно подражая интонации собеседников. Выслушал короткий ответ, перевел:
ebooksa