Сиверсия

– Попробую поверить. Ты не мог. А тупого исполнителя Андрюху Сибирцева со всей его семьей отдать шакалам мог? А бабу из Раменской прокуратуры, что под тебя копала, мог в порту на арматуру насадить? Ты даже женушку свою, что за тебя перед Одесситом просила, забил до смерти только за то, что тебе показалось, что рога новые режутся! Что смотришь? Я – не следователь. В напавших на твою жену у дома хулиганов не верю. Я верю материалам твоего досье, с фотодокументами, что собирал на тебя.

– А-а-а-ай! А-а-а-ай! – обливаясь слезами, выл Брюс Вонг. – Я не хочу умирать! Никита, я не хочу умирать!

– Пожалеть тебя?

– Да! Да! – в его глазах блеснула надежда.

– Так же, как ты «пожалел» каскадера того, безвинного, в Иерусалиме? Из ревности помог его упаковать. Орудие убийства у придурочного Шипулькина забрал и в каскадерский контейнер подбросил. На пожизненное человека отправил! Ты же так и со мной, и с Тагиром, и с Емельяновым, и с любым из наших поступить можешь! Жаль, что этот факт твоей биографии узнал я поздно. Я могу перечислять твои подвиги до прихода СОБРа. Что ж ты сегодня жалобишь меня?

– Мы взрывы услышали. Потом люди в дверь колотить стали. А она, эта дверь, уже горячая…

– На кой черт ты вообще эту дверь трогал?! – рявкнул Осадчий.

Брюс не ответил. Обхватив голову руками, он монотонно раскачивался из стороны в сторону на манер китайского болванчика.

– Это он для неверу[34], – поигрывая «Стечкиным», сказал Тагир.

Бывший подручный Брюса Вонга Тагир был теперь, как говорят, кум королю.

Подтянутый, темноволосый, с легкой проседью, в дорогом костюме и с вечными янтарными четками в руках, Тагир уже ничем не напоминал того мальчишку на побегушках, которого когда-то пригрел Брюс Вонг. Его взгляд был уверенным и спокойным, как у бойцовой собаки, привыкшей побеждать. Глаза не бегали смущенно, как когда-то, а буравили окружающих, бесцеремонно, насквозь. Его жесты были мягкими, полными достоинства. Может, кто-то и помнил, как Тагир «мельтешил», но помнил про себя, тайно, ни словом, ни мыслью стараясь не выдать свою хорошую память.

– Братва, эту падаль надо медленно убивать, чтобы прочувствовал, какой он нам головняк создал! – сказал Емельянов.

В дверь кабинета постучали.

– Извиняюсь. Там шум какой-то, – доложил вошедший охранник.

– Что за шум?

– Не знаю, – охранник с руки на руку перекинул автомат. – Может, глюк. Кажется, что из тупиковой галереи разбирают нашу кирпичную кладку, преграждающую проход.

– Та-а-ак!

Осадчий отбил пальцами залихватский мотивчик.

– Ты, недостойный потомок Чингисхана! Ты кладку с решеткой сделал или без?

– Никита, зачем решетка? Там же тупик! Я сам проверял. Нет там входа!