Тагир обернулся к Осадчему, стоявшему поодаль.
Осадчий тяжело дышал, его лицо было мокрым от пота, исподлобья, с вызовом он смотрел на людей. Казалось, еще мгновение и он пустит в ход пистолет, зажатый в опущенной руке.
– В расход? – Тагир был уверен в положительном ответе.
– В подсобку, к остальным!
Развалившись в кресле, водрузив ноги на стол, Емельянов изучал содержимое бумажников. Время от времени он подхихикивал и корчил рожицы ложного умиления, разглядывая семейные фотографии.
– Никогда не понимал тех, кто таскает за собой мамочку, папочку, сыночка, дочку! Смотри, Тагир, живут же люди! Размножаются… А тут ничего, кроме проблем с уголовным кодексом!
Деньги, что находил, вплоть до монет, Емельянов прятал в свой карман.
– Не боишься брать вещи покойников?
Вошел Осадчий. Быстрым, стремительным шагом он пересек комнату, сел во главе стола.
– Так! Мы в полном порядке. У нас все хорошо. Нам нечем занять себя, кроме как разглядывать и воровать чужие вещи! Нам не надо пускать в расход тринадцать человек. Перед нами нет мерзкой опасности уличения в незаконном бизнесе, как нет и мерзкой перспективы потери миллионов и собственных шкур!
Емельянов удивленно уставился на Осадчего.
– Босс, это аутотренинг такой?
Осадчий врезал кулаком по столу.
Емельянов тут же убрал ноги со стола, сгреб бумажники, пододвинул их Осадчему. Из кармана выгреб деньги и высыпал поверх бумажников.
– Тагир, упакуй сырье и товар. Пусть власти ищут. Пусть сюда лезут. Здесь ничего нет. И не было. Никогда…
Тагир кивнул, сказал:
– Уходить верхом нет возможности. «Наружка» докладывает, на выходе какая-то непонятная канитель. Тоннелем опасно. Не знаем мы подземелья.
– Не беспокойся, Тагир. Есть тот, кто нас выведет без риска.
– Ты о спасателях?
– Нам все не нужны. Одного вполне хватит. Их главного. Давайте его ко мне!