Лавриков пошевелился, сел, привалившись к стене боком, чтобы дать отдых затекшей спине.
– Разбудил я тебя, ты уж прости меня, сынок, – Сан Саныч старался говорить очень тихо.
В темноте старика совсем не было видно. Лавриков догадался, что это его голос, произносивший молитву, он слышал во сне.
– Вы извините меня, я помешал вам, – сказал он, как можно мягче и доброжелательнее.
– Нет! Нет… Если неприятно тебе или мешает, я замолчу.
– Что вы! Это так… – Лавриков не сразу подобрал нужные слова.
Потом он понял, что говорить нужно о чувствах, а не о логике восприятия.
– От этого душа радуется и бояться перестает. А что это?
– Псалтирь.
– Почитай еще, отец. Почитай…
Он ладошками стер с глаз слезы, как когда-то в далеком детстве.
Сан Саныч помолчал, потом тихо и напевно стал читать:
– «…Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут. Уповай на Господа и делай добро; живи на земле и храни истину. Утешайся Господом, и Он исполнит желания сердца твоего. Передай Господу путь твой и уповай на Него, и Он совершит, и выведет, как свет, правду твою и справедливость твою, как полдень. Покорись Господу и надейся на него. Не ревнуй успевающему в пути своем, человеку лукавствующему. Перестань гневаться и оставь ярость; не ревнуй до того, чтобы делать зло, ибо делающие зло истребятся, уповающие же на Господа наследуют землю…»[41]
– Ты достал уже бубниловкой своей! – сказал сосед Сан Саныча, мрачный желчный мужик лет сорока пяти. – Бу-бу-бу, бу-бу-бу, как хреном по консервной банке. Тьфу!
И старик покорно замолчал.
– Чего, подъем? – спросонья спросил Олег Скворцов.
– Тихо! Спи, позвонок. Спешить некуда.
Но Скворцов спать не стал. Он потянулся, повернулся и сел как-то неуклюже, почти касаясь плеча Лаврикова своим лбом.
– Времени сколько? – шепотом спросил он.
Лавриков нажал кнопку подсветки циферблата наручных часов.