– Что за минор?
– Я всего не знал. Ни о вас, ни об отце.
– Васька!
Они порывисто обнялись. Найденов зажмурился, затаил дыхание. Как в детстве, защипало глаза.
Гамов отстранил его, правой рукой обнял за плечи, улыбнулся.
– Что?
– Вспомнил нашу первую встречу. Н-да… Я четыре года был там. Наконец, мне удалось выскочить. Меня доставили на вашу базу. Даже переодеться не успел. Тут задание. Парнишку обработать надо. Я было отказался. Устал, как сотня чертей. Мне сказали: сын Анатолия.
Василий вздохнул. Враз охрипшим голосом произнес:
– Мне награды отца отдали. Их так много… – его голос дрогнул. – Жаль, мама не знала.
– Марта… Я желаю тебе такую же встретить.
– Когда постарею. Не хочу, чтобы у кого-то сердце за меня болело.
– У меня оно всегда за тебя болит.
– Вы все правильно сделали, Иван Андреевич. Если бы не вы, я бы спился давно.
– Не драматизируй. Куда сейчас?
– В Афган. Самолет через три часа. Поступаю в распоряжение некоего Шухраба.
– Шухраба… – Гамов усмехнулся. – Это я.
Генерал Гамов глянул на часы, достал пачку крепких «Дезери», выбрал сигарету.
– …Держите, уважаемый Шухраб. Это блок ваших любимых сигарет: крепкий «Дезери». В машине целая коробка. Пошлите кого-нибудь. Нигде их не делают такими ароматными, как в Штатах.
– Уверен, они так же хороши, как ваш американский английский, уважаемый Шон. Сегодня у вас нет акцента, свойственного китайцу.
– У меня для вас все самое лучшее, – улыбнулся Шон Цзы. – А что до акцента… Мы с вами давние деловые партнеры. Убежден, вы давно знаете о том, что я американский советник в этих стреляющих зыбучих песках. Так что китаец из меня неважный. Мои дед и бабка действительно были китайцами. Они эмигрировали в Соединенные Штаты. Родители уже стопроцентные американцы, хотя и с раскосыми глазами.